— Точно.

— У них должны быть великолепные связи с местным населением!

— А как же?! Я вызвал, товарищ майор, сюда, в Лейно, командира самого крупного местного советского от-

[265]

ряда Серафима Алексеева. Он на диверсиях, но завтра явится. Кое-что сообщит. А мы уже начали использовать связи партизан.

— Правильно сделали... Скажи, Михаил, и ты, Хаджи, и ты, Федор, скажите-ка, как у вас обстоит с солтысами? Бегают после вашего ухода в полицейские участки, доносят?

— Доносят, — сокрушенно сказал Хаджи. — Деваться им некуда. Попали между нами и немцами, как между молотом и наковальней. Худо им.

— Так. А снабжаетесь за чей счет?

— На немецкие гарнизоны не нападешь. Питаемся за счет местных жителей, конечно. Помещиков здешних ворошим.

— Так-так...

Долгим был разговор.

Слушая товарищей, я все больше убеждался, что одной из самых первых, неотложных задач должно стать уничтожение немецкой администрации в сельских местностях. Существование бесчисленных полицейских постов вредило нашему делу. Власть немцев в польских деревнях и селах надлежало уничтожить, чтобы утвердить власть вооруженных сил Армии Людовой и советских партизан.

Отсюда вытекала необходимость поддержания теснейшего контакта с АЛ и встречи не сегодня-завтра с полковником Метеком.

Затем следовало дать понять руководителям Армии Крайовой, что всякого, кто не борется с фашизмом и попытается всадить нож в спину Красной Армии, мы будем считать своим врагом. Пусть учтут и сделают выводы. Будут держаться нейтрально — пусть, они перед своим народом ответят. Но на поддержку пусть не рассчитывают. Мы помогаем только тем, кто помогает нам.

Поскольку же руководство Рады народного единства и Армии Крайовой ведет антисоветскую пропаганду, натравливает своих людей на советских партизан и может срывать нашу работу — надо будет направить в районы наибольшего влияния АК достаточно сильные отряды наших партизан. Так сказать, для порядка. В частности, придется послать значительные отряды под Луков и Демблин и постоянно держать две-три группы у Хелма.

Тактику действий придется менять. Тут нет лесов,

[266]

организовать постоянную базу для штаба нельзя. Штаб будет рейдировать по всему району предстоящих действий, поддерживая связь с отрядами и группами с помощью раций.

Отряды же и группы, тоже «блуждающие», должны размещаться друг от друга на расстоянии от восьмидесяти до ста километров. Это необходимо по нескольким причинам. Первая: ввести врага в заблуждение относительно подлинной численности соединения. Вторая: дать каждому отряду возможность свободного маневра в случае опасности. Третья: иметь возможность постоянно поддерживать контакт не только по радио, но и через связных. Четвертая: иметь возможность в случае необходимости в короткий срок стягивать отряды и группы в одно место для нанесения мощного удара врагу или для отражения его нападений.

Мы тут же решили, что отряды должны состоять из шестидесяти — восьмидесяти человек, а группы — из пятнадцати — двадцати.

Наметили и районы действий для этих отрядов и групп.

Под Луков направлялся отряд Федора Степи, под Люблин и Парчев — отряд Анатолия Седельникова, под Хелм — группы Володи Моисеенко и Косенко, а под Демблином мы наметили усилить местный советский партизанский отряд Серафима Алексеева своими разведчиками Широковым и Басарановичем и опытными бойцами.

Отряды Парахина, Христофорова и Филатова должны были курсировать по всему району, проводя диверсии, устраивая засады, держа в постоянном напряжении гарнизоны врага.

Постановили: штабу и отрядам передвигаться на бричках, а группы разведчиков посадить на коней.

Был четвертый час утра, когда закончилось наше первое совещание. Вошел хозяин хаты Николай, тот самый коммунист, о котором говорил Михаил Гора. Сказал, что может постелить в доме. Я попросил, чтобы мне постелили в стодоле.

Николай вышел.

— Хороший мужик, значит? — спросил я Гору.

— Золотой!

— А оружие у него есть?

— Да нет вроде...

[267]

— Что же так? Ты бы, Миша, подарил ему свой кольт. Я вижу, что Николай так и глядит на эту игрушку.

— И то верно, — сказал Михаил.

— Вообще, надо вооружать местных жителей, идущих с нами, а здешних партизан — тем более.

— Сделаем, — сказал Гора.

Память о тех днях — это память о подсохших дорогах, об ослепительном солнце апреля, о первых ростках ржи и пшеницы на клочковатых полях крестьян, о раскрашенных личиках мадонн и бесчисленных распятиях на перекрестках, мимо которых мчатся наши партизанские брички с пулеметами...

Это память о тоненькой, сухонькой женщине лет пятидесяти из деревни Землинец, которую все зовут просто Марией. Мария — старая коммунистка, она самый верный и надежный помощник Михаила Горы. Это от нее повели ниточки в Люблин. По первому зову — днем ли, ночью ли — Мария готова идти на связь с разведчиками в городах...

Это память о старом крестьянине Франтишке Капитане, чернобородом и крепком, жившем большой семьей в Дроздувке. У Капитана для нас всегда распахнуты ворота. Он хорошо знает округу и людей. Про каждого может рассказать всю подноготную...

Это память о Романе Гоноре, обитавшем со старушкой женой на хуторе Бартошиха вблизи Уршулина. В прошлом Роман Гонора — солдат русской армии. В нем еще сохранилась былая выправка.

— Русские и поляки должны быть вместе, — говорит Гонора. — Если будем вместе — немец не страшен...