При явке парашютистов с повинной были и курьезные случаи. На допросе в управлении НКВД один из них, смеясь, рассказывал:

— Вот ведь как получается: и с повинной-то явиться, оказывается, не так уж просто. Пришел я в районное отделение НКВД, а там только вахтер. Я говорю ему: вызови начальника, есть срочное дело. А он отвечает, что начальник несколько ночей не спал и ушел отдохнуть домой. И посоветовал мне зайти часа через четыре. Вот, думаю, положение. Куда деваться? Напарник мой может за это время скрыться. Отправился я искать квартиру начальника. Сам разбудил его. Он, конечно, сразу «принял» меня. И напарника моего успели захватить.

А вот другой случай.

Летом 1943 года, когда я был уже начальником отдела УНКГБ, мне позвонил вахтер, стоявший у входа в управление, и сказал, что ко мне хочет пройти какой-то капитан Красной Армии по срочному делу. Я послал одного из сотрудников, чтобы он провел капитана ко мне. Явившись, гость взял под козырек и отрапортовал:

— Будучи вчера переброшенным немцами на территорию Сталинградской области, явился в ваше распоряжение!

Этот рапорт был таким неожиданным, что сопровождавший «капитана» сотрудник управления тотчас схватился за пистолет. Да и я не мог сразу понять, шутит гость или говорит всерьез. Подобным образом ни один немецкий разведчик с повинной к нам еще никогда не являлся.

— Сдайте оружие! — приказал я.

Подойдя к «капитану», я прощупал ворот его гимнастерки, куда обычно зашивали ампулу с ядом. Ампула была на месте, и мои сомнения развеялись.

— Ну, что же, присаживайтесь, «капитан»! — предложил я.

— Лейтенант, — поправил он. — Это уж немцы меня в капитаны произвели.

— Один прибыл? — спросил я.

— Так точно! Но не исключено, что вслед за мной прибудут другие.

Дальше шла уже обычная работа по выяснению всего, что нас интересовало, и по захвату ожидавшихся спутников «капитана».

Свидетелем еще одного любопытного случая я стал в Хоперском районе Сталинградской области, куда прибыл в командировку в конце 1943 года.

Во второй половине дня в районное отделение НКГБ явился человек в форме офицера Красной Армии и заявил, что он — разведчик Наркомата госбезопасности СССР. Разведчик просил немедленно известить Наркомат о его прибытии. Вскоре мы получили из Москвы подтверждение.

Пока шло выяснение, я спросил разведчика, один он прибыл или с группой.

— С группой, — ответил он. — Приземлились мы в Воронежской области и сразу все разошлись, условившись встретиться завтра в Урюпинске. За переброшенную со мной публику ручаться не могу. Группу, которую сначала предполагалось отправить со мной, в последний момент неожиданно заменили.

Такая замена перед выброской была обычным приемом немцев, старавшихся оградить себя от провалов с помощью взаимной слежки агентов и ликвидации доверительных отношений, установившихся между ними.

— Со мной было еще три человека, — продолжал разведчик.

Он описал подробные приметы каждого из них. По карте мы определили наиболее вероятные пути от места приземления до Урюпинска. Сразу же всюду были разосланы сотрудники райотделений НКГБ и милиции вместе с коммунистами и комсомольцами, которых райком партии выделил нам в помощь.

Вскоре из близлежащего совхоза нам сообщили по телефону, что какой-то военный спрашивает, как ему добраться до райотделения НКГБ.

— Везите его сюда, — сказал я, — а мы сейчас выедем навстречу.

Посадив в машину нашего разведчика, чтобы сразу же определить, не из новой ли немецкой парашютной группы окажется человек, явившийся к директору совхоза, мы двинулись в путь. Совхозной машины по дороге не встретили: пока там раскачивались, мы были уже на месте. Войдя в кабинет директора, я сразу же убедился, что к нам пожаловал с повинной один из тех, кого мы поджидали.

Во время нашей беседы агент вдруг вскочил и бросился к окну.

— Вон он! Задержите его! Это главный! — закричал он.

Оказалось, что агент увидел неосторожно высунувшегося из машины разведчика…

Второй из парашютистов этой группы сдался властям в соседнем районе Воронежской области, третий тоже вскоре был обнаружен.

Большое внимание уделяли мы в годы войны дезинформации противника.

Многие из разоблаченных или явившихся с повинной немецких разведчиков-радистов работали по нашим заданиям, передавая гитлеровцам дезориентирующие их сведения, специально составленные Генштабом Красной Армии или армейскими штабами.

Таких «радиоигр» сталинградские чекисты провели немало. Забегая вперед, скажу, что эффективность их была высокой. Плененные в Сталинграде сотрудники немецкого разведоргана «Абвергруппа-104» хвалились, что их агенты хорошо работали, передавали по радио ценные сведения. Но при этом они называли исключительно тех разведчиков, которые находились под нашим контролем.

Время от времени радисты передавали немцам по нашему заданию просьбы о присылке подмоги, денег, питания или запасных частей для раций. А то и просто указывали места, где можно «безопасно» приземляться парашютистам. Тогда для сталинградских чекистов наступали боевые дни. «Подмогу» надо было быстро и бесшумно захватить и, в зависимости от того, что она из себя представляла, включать в «игру» или обезвреживать.