Орлов долго изучал заключение.

— Это ваше дело докапываться, каким образом, — наконец сказал он. — Не был я там.

— Вам знаком этот гражданин? — Миронова показала Орлову фотографию Алексея Пьяных.

В глазах Орлова появился страх.

— Я не убивал, не убивал, не убивал! — закричал он.

— Без истерик, Орлов.

— Не убивал я! Она была жива!

— В какое время вы были у Комиссаровой?

— В час ночи.

— Долго вы находились в квартире?

— Да две минуты.

— У Комиссаровой кто-нибудь был?

— Да одна она была в квартире.

— Как вы провели время с половины одиннадцатого до часу ночи? — спросил я.

— С половины одиннадцатого? А что было в половине одиннадцатого?

— В половине одиннадцатого вы позвонили в квартиру Комиссаровой. Не так ли?

— Если вы это знаете, то должны знать, что не убивал я!

— Орлов, вы не ответили уже на два вопроса. Знаком ли вам этот гражданин? — Я указал пальцем на фотографию Пьяных. — Второе. Как вы провели время с половины одиннадцатого до часу ночи?

— Это гражданин Алексей Пьяных. С половины одиннадцатого до часу ночи я дожидался ухода гостей Комиссаровой на лестнице рядом с ее квартирой. Довольны?

— Спасибо за четкий ответ. Если вы ответите так же на следующий вопрос, мы сможем перейти к третьему этапу беседы, — сказала Миронова. — С какой целью вы приходили к Комиссаровой?

— Когда? В половине одиннадцатого или в час ночи?

— У вас были разные цели?

— Разные, разные. В половине одиннадцатого я пришел выполнить поручение Фиксы, ну, гражданина Пьяных. Он мне наказал передать привет сестре.

— И больше ничего?

— Нет, больше ничего, кроме привета.

— Вы позвонили в квартиру Комиссаровой в половине одиннадцатого. Комиссарова открыла дверь. А дальше?

— Она сказала, что у нее гости, и велела прийти утром в десять к книжному магазину. Там у них рядом книжный магазин.

— Почему же вы остались?

— Какой резон мне было шастать к ней еще раз? Дай, думаю, дождусь, когда гости умотаются, может, деньгу какую подкинет, пожалеет несчастного. Я ей о братане расскажу, как ему живется-тужится в колонии. Дождался. О братане она слышать не захотела, но меня пожалела и дала сначала двадцать пять рублей, потом, подумав, колечко с дешевеньким камушком. Денег, говорит, в доме больше нет, даже пустой кошелек показала, а колечко, говорит, продай, выручишь, говорит, хоть какие-то деньги. Хлопнул рюмку водки на прощание и ушел себе, благодарный за прием и ласку.

— За что же вас так приласкала Комиссарова? За какие такие красивые глазки? — спросил Хмелев.

— Не за мои красивые глазки, а по доброте своей души, — ответил Орлов.

— Кольцо продали? — спросила Миронова.

— Конечно. На следующий же день. У комиссионного магазина. Неизвестному лицу.

— А теперь, Орлов, расскажите все по порядку. Начните с колонии.

…Рассказ Орлова убедил нас в том, что Алексей Пьяных был отпетым мерзавцем. Он не любил даже мать. Он легко отказался от нее, когда на свидании после его первого ареста Надежда Комиссарова сказала ему: «О матери забудь». Он забыл о ней, за деньги. Зная о привязанности сестры к матери, он шантажировал Комиссарову двадцать три года. Она безропотно давала ему деньги даже в периоды безденежья. Он оставлял ее в покое лишь на время, когда попадал в колонию. Я мог себе представить, как облегченно вздыхала Комиссарова, узнав об очередном аресте Алексея. Уму непостижимо, что сестра может радоваться аресту брата, но здесь был особый случай. Я также мог себе представить, какой ужас охватывал ее, когда Пьяных вновь возникал перед ней…

Орлов вошел в дом на Молодежной ровно в половине одиннадцатого. Он знал от Алексея Пьяных, когда Комиссарова возвращается из театра.

По виду Орлова она сразу поняла, кто перед ней. А тот сказал:

— Привет от брательника.

Из приоткрытой двери доносились голоса.

— У меня гости. Приходите утром в десять к книжному магазину, — сказала Комиссарова и захлопнула дверь.

Орлов подумал, что Комиссарова даст ему деньги для Пьяных. Но Пьяных не поручал ему ничего, кроме того, что Орлов уже сделал. Спускаясь в лифте, Орлов почувствовал, что появилась возможность перехватить деньги. Он позарез нуждался в них. У него не было ни копейки. С каждым этажом вниз в нем укреплялась уверенность, что Комиссарова намерена дать ему для Пьяных деньги. Он решил их присвоить, а там будь что будет. Срок Пьяных заканчивался лишь через два года. Приняв решение, Орлов подумал, что незачем откладывать все на завтра. Он остановил лифт и нажал на кнопку седьмого этажа. Это сработал рефлекс. Он привык спускаться сверху к квартире, которую собирался обокрасть.

Ожидая своего часа, Орлов прикидывал варианты разговора с Комиссаровой. Главное, что его волновало, — как выцарапать побольше денег.

Ему везло в этот вечер. Ни в подъезде, ни на лестнице его не видела ни одна живая душа. Да и гости у Комиссаровой долго не задерживались. Когда они ушли, он спустился по лестнице и, приложив ухо к двери, услышал женский голос, высокий, жесткий, непохожий на низкий голос Комиссаровой. Он отпрянул и на цыпочках поднялся по лестнице на пол-этажа.

Орлов отчаялся, уже не верил, что женщина с высоким голосом в эту ночь уйдет от Комиссаровой. Но вот дверь открылась, захлопнулась, застучали каблуки по метлахской плитке, загудел лифт, распахивая створки кабины. Орлов перегнулся через перила и увидел со спины сухощавую женщину с тонкими ногами. Женщина вернулась к квартире Комиссаровой, хотела позвонить, но не позвонила, потом неторопливо стала спускаться вниз по лестнице. Через пять минут дверь квартиры Комиссаровой снова открылась. Орлов увидел Комиссарову. Она вынесла ведро с мусором. Выждав еще несколько минут, Орлов позвонил в квартиру.

Все оказалось проще, чем он предполагал. Неизвестно, для чего он строил варианты разговора. Комиссарова не удивилась, увидев Орлова. Очевидно, брат приучил ее к неожиданным появлениям.

В комнате при ярком свете люстры Орлов увидел ее по-новому. В голубом платье с убранными в пучок желтыми волосами, Комиссарова была недоступно хороша, как графиня в исторических фильмах. В его душу вкралось сомнение — сестра ли она Алексею Пьяных?

— Я вернулся из колонии, — сказал он, чтобы начать разговор.