Самолеты начали летать во второй половине дня: звук моторов доносился с запада и северо-запада, то приближаясь, то почти совсем исчезая. Из отряда, действовавшего под Сморгонью, по рации кратко сообщили — кружат над лесами, идут тройками, будто прочесывают. Гарнизон в самой Сморгони подняли по тревоге, больше ничего не известно.

Похоже, у немцев произошло что-то очень серьезное.

— Серьезнее некуда, — проворчал Шмулевич, получив от связистов радиограмму. — У нас за такую потерю командование ВВС под трибунал бы пошло. С вытекающими.

На месте катастрофы трудились не покладая рук полтора часа: как и приказал комиссар, не должно было пропасть ни единой бумажки! Обыскали трупы, документы складывали в мешки. Двоих тяжелораненых — гражданского с разбитой головой и генерал-майора на волокушах переправили в «госпитальный» блиндаж с указанием доктору Раппопорту и его помощницам сделать все возможное: ценность этих пленных сложно преувеличить.

Шмулевич составил шифровку для Минского подпольного обкома и первого секретаря ЦК КП(б)Б Пономаренко: захвачены важнейшие документы противника, любой ценой требуется переправить их на Большую землю. Как — вам решать. Обстоятельства «захвата» комиссар не уточнил — все потом.

Ответ пришел вскоре — принято, поддерживайте связь. О решении будет незамедлительно сообщено.

Одна беда: принять самолет с Большой земли в районе Свенцян невозможно, мешки с неслыханными трофеями придется переправлять в отряд «Большевик», базирующийся сотней километров восточнее, под Лепелем.

Далековато, но не беда — походы за Березину не были для подчиненных товарища Заславского чем-то из ряда вон выходящим. Бутаев со своими ходил летом четыре раза — и ничего, вернулся жив-здоров.

— …Совсем плох, — объяснил комиссару доктор, указав на пожилого мужчину, первым доставленного в лазарет. — Теменная и лобные кости раздроблены, правый зрачок увеличен, поднимается температура.

— И что? — наклонил голову Шмулевич.

— Кровоизлияние в мозг, Семен Эфраимович. Симптомы как в учебнике, последствия летальной травмы. Он не выживет. Даже будь у меня возможность сделать трепанацию в таких… гм… антисанитарных условиях, это не помогло бы.

— Разрешите взглянуть?

— Конечно.

Этому человеку было лет за пятьдесят. Коротко постриженные темные волосы с густой проседью, кровь отмыли небрежно, что искажало черты лица. Одет в черные брюки и бежево-коричневый френч с четырьмя пуговицами и накладными карманами. На правом нагрудном кармане единственный Железный крест, дата — 1914 год. Значит, воевал еще в Империалистическую. Выше — круглый золотистый значок со свастикой. Черный знак за ранение.

— Обыскали? — повернулся комиссар к доктору.

— Оружия и документов нет. Только письмо на немецком языке, написано от руки. Несколько безделушек, ручка с золотым пером — сломалась напополам, — и две пастилки в фольге. По-моему, лекарство. Посмотрите на столе… Кстати, обратите внимание, усы у него как у Гитлера.

— У меня такие же, — криво усмехнулся Шмулевич. — Не сомневаюсь, какой-то гражданский чиновник из Пруссии, не из крупных. В лучшем случае снабженец, интендант; знаки различия отсутствуют, одет — скромнее не придумаешь. Меня больше интересует генерал-летчик.

— Тяжелое сотрясение мозга и пять ребер справа, — уверенно сказал доктор. — Придет в себя.

— Присматривайте в оба глаза. Я пришлю двоих бойцов Бутаева.

Комиссар подошел к столу, застеленному сероватым льном, перебрал пальцами найденные у пожилого вещицы и забрал только письмо: иногда личные послания куда интереснее для разведки, чем штабные документы.

Мельком глянул на подпись:

« …Ihre Eve. Berghof, Obersalzberg. 27. Oktober 1942».

Выходит, отправлено неделю назад. Кто она, эта Ева?.. Впрочем, сейчас это совершенно неважно.

«Точка два» была одной из запасных баз отряда — в сорока километрах на северо-восток, в лесах за речкой Дисна. Такая глухомань, что Свенцяны покажутся едва ли не центром мирозданья. Погода к вечеру начала портиться, закапал холодный дождь — это хорошо, немцам будет труднее напасть на след.

Отряд пойдет пятью группами по разным тропам, такие предосторожности обязательны: не повезет одним, выберутся другие. Через два дня все должны собраться в новом лагере.

— Может, зря мы?.. — неуверенно сказал Заславский комиссару. — А если самолет не найдут?

— Этот — точно найдут, — отрубил Шмулевич. — Поверьте, чувство опасности меня пока не подводило, а сейчас в груди щемит очень уж нехорошо. Мы не просто отступать должны, а ноги уносить. Так, чтобы пятки сверкали. Кому будут нужны наши трофеи, если завтра немцы обложат Свенцяны со всех сторон и начнут выкуривать нас артиллерией? Штурмовики с воздуха? Предпочитаю рассчитывать на худшее.