— Не знаю, поздравлять или сочувствовать, — Хайнц Линге явился в комнату связистов, где я разговаривал с Берлином, а именно с обер-регирунгсратом Конрадом Хааземаном, фактическим заместителем Фрица Тодта. Хааземан вызвался немедля вылететь в Растенбург, чтобы ознакомить меня с текущими делами, самолет должен приземлиться ближе к вечеру. — Господин Шпеер, я не слишком ошибусь, если скажу, что случившееся отбило у вас охоту к полетам?

— Вы очень точно описали мое настроение, Линге. А в чем дело?

— Распоряжение фюрера, для вас подготовят спецпоезд. Отправление за полчаса до полуночи.

Очередной знак внимания, причем исключительный. Поскольку Гитлер никогда ничего не делает просто так, эта демонстративная любезность даст понять всем недоброжелателям, что в случае возникновения трений с высшими чиновниками уровня Геринга я в любом случае получу поддержку рейхсканцлера.

На моей памяти фюрер лишь дважды разрешал пользоваться своим поездом: в число избранных входили адмирал Дениц и, в знак особого расположения, Винифред Вагнер, невестка знаменитого композитора и руководительница Байройтского оперного фестиваля.

Я оказался третьим.

…Вместе с Конрадом Хааземаном мы прогуливались по скупо освещенной платформе вокзала «Вольфшанце». После заката начался снегопад, начало мести. Вместе с нами в Берлин ехала и Ева Браун, очень расстроенная смертью доктора Тодта — обычно она гостила в ставке недолго, предпочитая Берлин или Бергхоф.

По левую руку на запасном пути стоял поезд «Азия», принадлежащий Герингу, — вагоны были выкрашены в мраморно-белый цвет, рейхсмаршал и тут предпочитал оставаться экстравагантным.

Мы отправлялись в путь на «Америке», большинство спецпоездов для высших должностных лиц носили географические названия. Роскошь совершенно непозволительная — семнадцать вагонов, из них две платформы с зенитными орудиями, два мощных локомотива. И ведь не откажешься, это решительно невозможно…

— Зато не будем стоять на каждом полустанке, — Хааземан уловил мои мысли. — Высший приоритет в движении. Утром окажемся на Силезском вокзале и сразу поедем в министерство, ваше расписание на ближайшее несколько дней я составил. Одиннадцатого числа похороны доктора Тодта, тринадцатого совещание в Министерстве авиации под руководством фельдмаршала Эрхарда Мильха с директорами промышленных предприятий… Не волнуйтесь, господин Шпеер, вы быстро втянетесь в новый ритм работы.

Я ничего не ответил. Только сейчас пришло окончательное осознание того непреложного факта, что направление моей жизни изменилось навсегда. Я долго оттягивал этот момент, всеми силами пытаясь устраниться от государственной службы, но с судьбой не поспоришь.

Любопытно, не окажись я случайно в Растенбурге, состоялось бы это назначение или нет? Гитлер частенько принимает решения импульсивно, кроме того, в своей единственности и неповторимости я глубоко сомневаюсь. Может быть, фюрер полагает, что, заменив мною строптивого и неуступчивого Тодта, сумеет избежать имевшихся прежде неразрешимых разногласий?

— Прошу пройти в вагон, господа, — окликнул нас стюард в форме СС. — Поезд отправляется.

Имперский протекторат

Богемия и Моравия, Прага.

19–23 мая 1942 года

«Кондор» шел над покрытым хвойным лесом Рудным хребтом, по левому борту прекрасно различалась гора Фихтельберг, самая высокая точка Саксонии. Пройдет еще несколько минут, и самолет покинет воздушное пространство Рейха — формально Богемия в состав империи не входит, оставаясь странным государственным образованием под германским протекторатом и с германским же руководством, при этом имея собственное правительство и президента, Эмиля Гаху.

С минувшего февраля мне по рангу полагался собственный Fw.200, почти такой же, как у фюрера, — с одиннадцатью креслами в пассажирском салоне, белыми шторками на иллюминаторах и стюардом. От услуг последнего я отказался: незачем занимать лишнее место, способное пригодиться одному из моих ближайших помощников, а кроме того, самолет я использую в целях служебных, а не развлекательных.

После зимней трагедии в Растенбурге я начал относиться к авиации несколько предвзято, но ничего не поделаешь — преодолевать большие расстояния поездом или автомобилем не получится, время слишком дорого.

Герхард Найн в тот злосчастный день напророчил, будто мы «еще полетаем вместе». Так и вышло — капитан курьерской эскадрильи стал моим личным пилотом. Мы идеально сходимся характерами, поскольку Найн по темпераменту выраженный флегматик, терпеть не может суету и шум, к своим обязанностям относится ревностно, да и опыт немалый — начинал еще в «Люфтганзе» с 1931 года, а перед самой войной летал на «Кондоре» в Бразилию, куда планировалось открыть регулярную трансатлантическую линию…

Сегодня наш путь лежал в Прагу — мое первое посещение протектората в качестве официального лица; в программе осмотр заводов фирм «Шкода» и BMM [4] , играющих значительную роль в военной промышленности, каковую я теперь возглавляю.