Шрифт:
Эксперименты «Киноглаза» и мастерской Кулешова происходили в Москве. В это же время в Ленинграде возникло новаторское движение, получившее название ФЭКС («Фабрика эксцентрического актера»). Начавшись в театре, оно вскоре ориентировалось на кино. Его основателям — Козинцеву и Траубергу — не было еще и двадцати.
Григорий Козинцев родился в 1905 году. Ему было всего двенадцать лет, когда произошла Октябрьская революция. Затем он учился в Высших художественных мастерских Академии художеств в Ленинграде у художника И. Рабиновича, работавшего в одном из киевских театров, куда он пристроил своего ученика. Вот что рассказал нам Козинцев об этих годах своего формирования:
«Нужно вспомнить, каким был Киев в гражданскую войну. В 1918–1920 годах город переходил из рук в руки более десяти раз. Мы жили под германской оккупацией, под Национальной украинской радой, под всевозможными белыми генералами и т. д. В школе не действовало ни освещение, ни отопление. На улицах лежали трупы людей. Мы рисовали во время бомбардировок и под стрекот пулеметов. Один шведский критик мне недавно сказал: «Как вы, пятнадцатилетний, могли думать о пропагандистском искусстве? Ведь вы были слишком молоды даже для того, чтобы прочитать хотя бы строчку, написанную Марксом или Лениным». Это правда. Но мы изучали марксизм на страшной практике гражданской войны, на себе испытывая одно за другим самые разные правительственные режимы. Мы видели террор белых. И мы выбрали красных.
Совсем молодой человек, решившийся сделать свои первые шаги в искусстве в атмосфере революции, естественно, хотел, чтобы все было новым. У нас существовал лозунг: «Долой академизм и пожарных! Да здравствуют футуристы и Маяковский!» Он действительно был моим первым учителем. Нам не удавалось добывать его книги, но из Петрограда нам присылали его стихи, переписанные от руки. В свою очередь мы их размножали и распространяли.
Все молодые интеллектуалы моего поколения, кому в 1918 году было к двадцати, испытали на себе глубочайшее влияние Маяковского.
Мне не было и пятнадцати, когда я дебютировал в качестве помощника художника-декоратора в Киевском театре, где Марджанов ставил пьесу Лопе де Вега «Фуэнте Овехуна». Ночью я писал декорации. Утром на репетициях Марджанова постигал искусство режиссуры. Это происходило в Киеве, окруженном белыми и охваченном голодом. Вся жизнь остановилась. И заводы тоже. Но театр ставил пьесу, написанную в XVI столетии, действие которой происходило в испанском селении.
Премьера состоялась в день, когда среди зрителей в зале оказалось много вооруженных красноармейцев. Спектакль был решен совершенно по-новому, в ярких, авангардистских декорациях. До нас доносился гул недальней артиллерийской канонады, пулеметная и ружейная перестрелка… Пьеса прошла с триумфальным успехом. В зале пели «Интернационал». Все были точно наэлектризованы. Потом красноармейцы покинули зрительный зал, чтобы пешком добраться до совсем близкой линии фронта и вступить в бой. Но истины ради я должен сказать, что следующий спектакль Марджанова оказался совсем иным. Это была пьеса символистская, манерная и утонченная — «Саломея» Оскара Уайльда.
На мое формирование сильно повлияли, с одной стороны, крайне новаторские эксперименты в области поэзии и театра, а с другой — гражданская война и первые шаги Советской власти. Мне, несмотря на мою молодость, поручили украшение городских улиц 1 мая и 7 ноября 1919 года. Но празднование этой первой для Киева годовщины Октябрьской революции так и не состоялось. Город был снова взят белыми. Все же 1 мая я с гордостью любовался зданием городской гостиницы, совершенно скрывшейся за придуманными мною ультрасовременными декорациями».
В Киеве у Козинцева было двое друзей, как и он, рано ставшие самостоятельными, — Алексей Каплер и Сергей Юткевич. Первый впоследствии стал актером и кинодраматургом, второй — художником, а затем и режиссером.
Сергей Юткевич родился 28 декабря 1904 года в Петербурге, в семье, жившей в Вильно (ныне — Вильнюс).
Отец его был инженером. Единственный сын в семье, Юткевич учился в различных учебных заведениях. Февральская революция застала его в Петрограде, и он воочию видел некоторые события, ибо как скауту ему приходилось выполнять некоторые поручения в здании городского Совета.
Летом он вместе с матерью находился на Украине, откуда они не смогли уехать — началась Октябрьская революция. Сергей Юткевич рассказывал:
«Мне исполнилось тринадцать лет, когда я безумно увлекся театром. В то время я находился в курортном городе Славянске, где был суфлером и художником-декоратором в детском театре. В Харькове, куда мы позже переехали, я начал заниматься живописью под руководством Эдуарда Штейнберга, страстно влюбленного в французских импрессионистов и постимпрессионистов. Еще позже мы переехали в Киев.
Я немедленно стал почитателем Марджанова — по национальности он был грузин, обучался режиссуре у Станиславского. В Киеве жил и Таиров, руководивший ТЕО (Организацией, ведавшей театрами в первое время после Октябрьской революции).
И тогда с Каплером и Козинцевым мы составили маленькую группу, стремившуюся к постановкам пьес. Нас опекал Илья Эренбург, который должен был вскоре жениться на старшей сестре Козинцева. Он занимал административный пост в органах просвещения и доверил нам кукольный театр, в котором мы поставили пушкинскую «Сказку о попе и о работнике его Балде». Мы очень гордились возможностью играть в дни революционных праздников на площадях, но были еще детьми и мечтали о настоящей постановке на сцене настоящего театра.