Шрифт:
Вторая половина представления была пародией на мюзик-холл. Исполнялась песенка Мистингэтт «Мой парень»; жена Фореггера Людмила танцевала французский канкан. И, наконец, впервые в Москве, на сцену выходил джаз-оркестр, «ragtime-band». Успех был значительный, но спектакль вызвал и многочисленные споры, Маяковский, в частности, нападал на Фореггера. Сам же Фореггер весной уехал вместе с С. М. Эйзенштейном в Петроград. Я также переехал туда несколькими неделями раньше».
Весной 1922 года эта маленькая группа молодежи придумала для себя название — «Фабрика эксцентрического актера» (сокращенно ФЭКС) и выпустила под этим названием единственный номер своего журнала [186] .
186
Точнее — брошюру-манифест «Эксцентризм». — Примеч. ред.
В нем утверждалось, что к «факсам» следовало отнести ряд людей, которые вовсе не были с ними согласны, по которыми восхищались сами «фэксы»: конструктивиста Татлина, предполагавшего воздвигнуть в честь Третьего интернационала монументальную спираль из стекла и стали высотой двести метров (в стиле, который получил широкое распространение спустя полвека); музыканта-модерниста Лурье, художника Анненкова, мюзик-холльного актера Орлова, театрального режиссера Николая Евреинова и т. д.
Кроме Г. Козинцева, Л. Трауберга, С. Юткевича, А. Каплера и Г. Крыжицкого в группу входили также профессиональный акробат А. Серж и японский жонглер Такасима. Что же касается Сергея Эйзенштейна, то хотя его имя не значилось в официальном списке членов этой группы, было известно, что он собирался участвовать вместе с Козинцевым и Юткевичем в выставке эксцентрических афиш (выставка эта так и не состоялась).
Три статьи Козинцева, Юткевича и Трауберга были основными в номере журнала, где были напечатаны также (бесплатно) рекламные материалы, посвященные Чарлзу Чаплину, фильму «Тайны Нью-Йорка» и детективным романам из серии «Нат Пинкертон». Анонсировались творческие планы «фэксов»:
Крыжицкий — «Цирк».
Трауберг — «Гениальное, как Жильбер».
Козинцев — «Прэнс — Пинкертон — Перуин — Пето.
Юткевич — «Эксцентризм — Живопись — Реклама».
Подготовленные спектакли — «Женитьба» и «Внешторг на Эйфелевой башне». Публиковалась также программа «Фабрики эксцентрического актера», которая должна была открыться 12 июня 1922 года: «Акробатика, танцы, бокс, жонглирование, эквилибристика, песни, слова и др. Цирк, мюзик-холл, оперетта, гиньоль».
Эта «консерватория», преподавателям которой не было еще двадцати лет, открылась с некоторым опозданием, 9 июля 1922 года, в большой пустовавшей квартире, отданной молодым людям решением Петроградского Совета.
«Это была бывшая квартира, — рассказывает Каплер, — крупного торговца гастрономическими товарами Елисеева, владевшего до революции роскошными магазинами в Петрограде, Москве и в других крупных городах России. Елисеев эмигрировал. В его огромной квартире не оставалось никакой мебели. Сохранился лишь очень большой бильярд, столь тяжелый, что не возникала даже мысль о возможности его вывезти. Я не знал, где можно было бы устроиться на ночлег, и пока спал на бильярде. Спал на нем вместе с молодым учеником ФЭКС Костричкиным. Позже он станет исполнителем главной роли в фильме «Шинель». Мы использовали бильярд и для нескончаемых партий. Киями служили ручки половых щеток, а вместо шаров катали бронзовые шары, свинченные с одной из люстр…».
Летние месяцы С. М. Эйзенштейн и Сергей Юткевич использовали для подготовки большой пантомимы «Подвязка Коломбины», предназначенной для Фореггера. Они делали эскизы декораций и костюмов, в то время как Козинцев и Трауберг готовили постановку «Женитьбы» по Гоголю… Молодые люди собирались около миниатюрной железной дороги, названной «Аттракционом» и построенной как аттракцион в одном из петроградских парков. Сергей Юткевич высказал мысль о том, что у С. М. Эйзенштейна, возможно, именно здесь впервые возникла идея о «монтаже аттракционов», разработанная им позднее в Москве.
Премьера «Женитьбы» состоялась 22 сентября 1922 года в петроградском зале Пролеткульта. Козинцев и Трауберг были механиками (или «машинистами») спектакля.
«В связи с этим первым и единственным спектаклем произошел громкий скандал, — вспоминал Алексей Каплер. — Надо сказать, что при сравнении нетрудно заметить разницу между петроградскими и московскими театрами. В Петрограде не было театров, подобных Театру Таирова, Театру Мейерхольда, Фореггера… «Авангардизм» спектаклей выглядел довольно традиционно по сравнению с московскими представлениями. Имя Гоголя на театральной афише привлекло в зрительный зал немало старых преподавателей и людей с университетским образованием. Когда они увидели, что мы сделали с «Женитьбой», в зале послышались крики.
Из текста пьесы мы сохранили только отрывки, перебиваемые песенками и эстрадными выходами. Мы занялись подлинным разрушением традиционного театра. Так, например, появлялся клоун, представлявший профессора Альберта Эйнштейна, и начинал объяснять теорию относительности. Чтобы зрители лучше его поняли, клоун поворачивался к ним спиной, где были нарисованы большие часы. Что касается меня, то я играл роль (естественно, не предусмотренную Гоголем) детектива Ната Пинкертона».
Вот что рассказывал об этом же представлении Козинцев:
«Совершенно очевидно, что этот спектакль был в достаточной степени ребяческим. Нам не было еще двадцати лет, кроме того, у нас оставалось слишком мало времени на его подготовку. Мы продолжали еще репетировать, когда в зал уже входили зрители, среди которых находились и официальные лица. И, разумеется, С. М. Эйзенштейн крикнул нам:
— Скорее! Скорее! Ритм должен быть более быстрым!
Мы выбросили в публику красные шары, как это делается в кабаре. В спектакль вошел также монтаж коротких отрывков из фильмов Чаплина.