Шрифт:
Оставшись в одиночестве, несчастная супруга рвет на себе кружевной пеньюар. На следующее утро принц Никки сообщает, что собирается на охоту в горы.
В это время в деревню Рауффенбург приезжает помощник мясника. Местный дурачок ведет его в замок. Слуга сообщает посетителю, что принц на охоте в горах. Мясник бросает своего гида, который пытается изнасиловать скотницу. Появляется Митци, которая хочет помешать убийству и рассказывает все хромой принцессе; та спешно отправляется в горы. Пока Никки в охотничьем домике обхаживает служанку, к нему разными путями, по опасным долинам спешат его жена, мясник и Митци с гидом-идиотом, пытающимся изнасиловать и ее.
Принцесса добирается первой. Никки встречает ее с оскорбительной вежливостью и отказывается поверить в угрозу смерти. Принцесса засыпает. В это время появляется Митци и бросается в объятия своего любовника. Подоспевший мясник стреляет в Никки, но проснувшаяся принцесса заслоняет его своим телом. Убийца убегает. Женщина чувствует, что смертельно ранена, и поручает Никки заботам Митци, в которой она угадала большую любовь к принцу.
Мясник кончает самоубийством. Митци уходит в монастырь. У гроба молодой принцессы лишь ее отец. Принцесса Мария Иммакулата говорит по этому поводу: «Все окончилось как нельзя лучше. Благодаря богу мы поправили наши финансы». Никки потрясен ее цинизмом, а его мать повторяет: «Все это чудесно…»
По поводу такой концовки Рене Оливе писал в «Синемонд» в момент выхода фильма в Париже (№ 143, 16 июля 1931 года): «Мы видим безграничный пессимизм Штрогейма. Существа, которых он нам показывает, исключительно отвратительны. Он рисует общество военных, аристократов и мелких буржуа, которое состоит из грязи и отбросов».
Штрогейма иногда упрекали в недостаточном драматургическом развитии и ослабленном сюжете. Его повествовательный стиль ближе к роману XIX века, чем к театру с его эллипсисами и характерами, очерченными значительно резче. Действие «Свадьбы принца» развивается быстро и драматично, но нельзя говорить о неправдоподобных мелодраматических поворотах (как это представляется при чтении резюме сценария). Никки и Сесилия, которые практически все время находятся на экране, — персонажи со сложной и волнующей психологией. Отношения молодых супругов, соединенных против их воли, показаны с мягкостью и целомудрием. Никки не любит трогательную хромоногую девушку, но покорен ее красотой, добротой, страстной любовью к нему, по-собачьи трогательной привязанностью. Его маска циника спадает, и появляется человеческое лицо по мере того, как он понимает, что тоже относится к жертвам разлагающегося общества. В конце концов, этот фильм — история о пробуждении совести.
В «Свадебном марше» (в обеих сериях) режиссер был не столь требовательным к себе, как в «Алчности». Народ показан очень поверхностно. Декорации Ричарда Дэя часто бьют на внешний эффект (в частности, интерьер собора). Однако и здесь чувствуется рука Штрогейма. Исторический замок выглядит настоящим, а не голливудским творением. Скалистые заснеженные долины в горах отдавали бы студией, если бы талант Штрогейма не поправил дела. Достаточно было показать по-настоящему испуганного охотничьего пса, чтобы мы поверили, что гипс — настоящая скала, а кухонная соль — тающий снег.
В «Свадьбе принца» нет избыточности деталей — они занимают свое место. Например, Сесилия ощупывает рукой раненую спину, и вдруг ладонь оказывается залитой кровью, хотя никто не думал, что она ранена. И навязчивый показ больших тирольских распятий, установленных повсюду — ив поле и даже в спальнях.
Быть может, Штрогейм согласился в 1925 году вступить в члены Американской лиги кинодеятелей-католиков (он получил гражданство в 1926 году), но никто не поверит, что такое повторение святых символов, присутствующих даже в самых жестоких сценах, служит апологией религии в том виде, как ее исповедовали Франц-Иосиф и феодальная Австро-Венгрия. Воссоздание давно покинутой родины было трогательным по точности и верности тона рассказа.
Штрогейм, крупнейший американский режиссер периода немого кино, остался истинным австрийцем. И хотя он «писал» свои фильмы не на родине, его следует отнести к лучшим европейским «романистам» начала нашего века. Мы говорим о его фильмах, поскольку романы, опубликованные позже из-за невозможности переработать их в сценарии, больших литературных достоинств не имели («Огни Святого Жана», «Паприка», «Пото-Пото»). Этот великий художник был яростным искателем «остановившегося мгновения» (Гете), «оптическим обжорой» (Элюар). Он нуждался в живых образах, в кинематографе. Чтобы выразить себя, ему надо было направлять актеров и яростной кистью преобразовывать реальность окружения или природы…
После неудач «Свадебного марша» Штрогейм-режиссер оказался в черных списках крупных голливудских кинокомпаний, считавших его бандитом с большой дороги. Но еще один шанс постановочной работы ему предоставила кинозвезда Глория Свенсон. Будучи на вершине славы и благосостояния, она решила выпустить совместно с Дж.-П. Кеннеди фильм — памятник своей собственной персоне. Она обратилась к Штрогейму. И появилась картина «Королева Келли». Когда 1 ноября 1928 года в долине Сан-Фернандо начались съемки этого фильма, прошел уже год со времени выхода на экраны «Певца джаза», и звуковое кино все решительнее вступало в свои права.
«Королева Келли», — писал Штрогейм, — готовилась как немой фильм, в котором речь (субтитры) была сведена к минимуму».
Некоторое время спустя Кеннеди решил, что вкладывать крупные деньги в немой фильм неразумно.
«Он понял (как позже сказал мне), что немые фильмы приговорены к смерти. Для этого не требовалось особой проницательности. Я писал об этом задолго до первых опытов со звуковым кино. Его слова прозвучали так: «Самый худший звуковой фильм будет лучше самого лучшего немого фильма». Поскольку фильм был сделан наполовину и обошелся уже в 400 тысяч долларов, а для его завершения требовалась примерно такая же сумма (по смете фильма), он решил остановить съемки совсем. Как и прочих продюсеров того времени, его охватила паника, о тот период было остановлено производство огромного количества немых фильмов. Тогда преобладало мнение, то потребуется создавать совершенно новую технику и с этим делом справятся лишь понимающие театральные режиссеры».