— А где сам Хабип-пальван? — поинтересовался пленник.

— Уехал в Багдад к святым местам, а когда вернётся, неизвестно, — ответила Гульчахра и тут же убежала.

«Интересно, где он находится, этот Багдад? — подумал Хаджимурад. — Зачем он так далеко поехал? Может, отправился и совсем не на поклонение святым местам, а на обыкновенный разбой? Скорее бы он возвращался и решал, что со мною делать… Убежать мне всё равно не удастся, уж больно прочные оковы на ногах… Из таких железных тисков, небось, и льву бы не вырваться, не то, что человеку… Ничего тут не поделаешь…» — подобные мысли не давали парню покоя.

Ризакули тоже был сильно обеспокоен. Первые ночи не смыкал глаз, словно во дворе у него находился не закованный пленник, а вооружённый до зубов разбойник. В голову лезли нелепые мысли: «А вдруг ночью, когда все мы будем спать, он как-нибудь освободится от оков, проникнет в дом и всех нас перережет… Но если и никого не тронет, а просто убежит в горы, Хабип-пальван нам этого не простит… А почему, собственно, мы этого лежебоку должны кормить? Может, всё-таки рискнуть, не дожидаясь возвращения брата, уничтожить его и дело с концом…» — тревожно рассуждал Ризакули.

Но постепенно стал убеждаться, что пленник и резать никого не собирается, и в таких прочных оковах никуда не убежит, и даже в том, что съеденный пленником хлеб может быть им в какой-то мере отработан…

Как-то раз взгляд Ризакули задержался на входе в землянку, дверь в неё, как всегда, была открыта, Подпрыгивая со ступеньки на ступеньку, Хаджимурад выбрался из землянки. Возле большой кибитки, принадлежавшей самому пальвану, заметил огромное сухое бревно. Видно, что его уже кто-то пробовал разрубить, так как и сейчас острие топора было воткнуто в древесину. Хаджимурад, позванивая оковами, медленно проследовал мимо кибитки и остановился возле бревна. Когда пленник выдернул из него топор, Ризакули сильно испугался. Да и как не испугаться?! Кто его знает, что он задумал? Но, кажется, ничего, страшного… Юноша стал рубить сухое дерево. Рубил охотно и умело.

На стук топора выглянула Беневше и всплеснула руками то ли от удивления, то ли от опасения. Она на всякий случай закрыла дверь на задвижку. Но тут же вернулась к окну и простояла возле него до тех пор, пока пленник не разрубил всё дерево и не сложил на рубленные дрова возле стены. Потом стал собирать устилавшие землю щепки, которые могли пойти на растопку самовара. В это время откуда-то выпорхнула Гульчахра и принялась помогать Хаджимураду. Вдвоём они быстренько справились с этой кропотливой работой. Пленник вернулся к землянке и присел у её входа.

— Сестрёнка, принеси мне холодной воды! — попросил он девочку.

Гульчахра сначала принесла ему целый кумган [3] воды, а затем полный поднос еды. Хаджимурад мысленно поблагодарил мать девочки за столь щедрое угощение.

С этого дня Хаджимурад и с цепями на ногах умудрялся постоянно находить себе работу: то почистит хлев, то попоит скотину… Словом, занимался любым делом, которое подворачивалось ему под руку. Все обитатели двора привыкли к работящему пленнику. Он, в свою очередь, тоже начал здороваться и со взрослыми, и с детьми.

Однажды после приветствия Хаджимурад сказал Беневше:

— Вы, тётушка, немало заплатили за меня денег, теперь я ваш раб, то есть работник, вот я и готов я выполнению любой работы, какая только у вас найдётся. Это для меня лучше, чем сидеть без дела. До возвращения Хабипа-пальвана буду свой кусок хлеба отрабатывать… А там уж, как он распорядится…

Беневше удивилась:

— Откуда ты знаешь, что Хабип-пальван на паломничестве?

— Да из разговоров с Гульчахрой, — признался юноша и со смущённой улыбкой добавил: — Вы уж, пожалуйста, её за это не наказывайте…

Беневше и её дочери понимали почти всё, что говорил им Хаджимурад по-туркменски. Да и он понимал их язык, во многом схожий с его родным.

Глядя на этого крепкого, симпатичного парня, Беневше невольно думала о своём сыне: «Где-то он теперь находится, мой дорогой Джапаркули-джан? Возможно, так же, как и этот юноша, звенит кандалами и работает в Каракумах на какого-нибудь богатого туркмена…»

Беневше уложила дочерей и сама прилегла. Но заснуть не могла, всё думала о сыне, даже всплакнула. Около полуночи со двора донеслось звяканье цепей, ведь в доме от духоты все окна и двери раскрыты: «Интересно, что он ещё задумал?» — Беневше встала и выглянула во двор. От яркого полнолуния во дворе было светло. Женщина ясно видела, как пленник выпрыгнул из землянки, одолевая последнюю ступеньку, Парень с минуту всматривался то ли в яркий небосвод, то ли куда-то вдаль поверх высоких стен, ограждающих этот обширный двор. Затем направился к скакуну, который был привязан тут же. Тот потянулся ему навстречу, насколько позволила привязь. И вот парень уже возле воронка, кладёт ему на шею руку и целует в лоб. Развязав коню ноги, поводил по двору, Каджимурад что-то ему говорил, конь, словно понимая его слова, кивал головой. Беневше удивлённо качала головой. Конечно, она не слышала исповеди пленника: «У меня тоже был такой же красивый и умный конь. Но подлый Довлетяр отнял его, да не только коня, но и любимую Джерен и незабываемую родину, И теперь вот я хожу, звеня цепями, и ожидаю своей участи…» Затем Хаджимурад отвёл лошадь на своё место, привязал её и отправился в землянку.

Беневше отошла от окна и легла. Но раздумья о судьбе сына всё ещё не давали ей сомкнуть глаз: «Куда он попал, к хорошим ли людям? Ой, да разве мы сами хорошие люди! Ведь Ризакули купил Хаджимурада для того, чтобы убить его. Весь двор ждёт возвращения Хабипа-пальвана. Неужели же после приезда мужа они убьют такого славного парня?» Беневше ещё долго не могла заснуть, тревожась теперь уже не только о судьбе сына, но и об участи их пленника.

После утреннего намаза Беневше с любопытством заглянула в землянку. Но Хаджимурада там не было. Куда же он мог деться? Ворота ещё заперты. Стены, огораживающие двор, довольно высоки, чтобы с цепями на ногах мог через них перебраться. А, может, этот добрый парень всё же перемахнул через стену и убежал подальше, пока не вернулся Хабип-пальван?..» Женщина услышала лошадиный храп и обернулась. Стоявшая под навесом лошадь вытянула шею и смотрела в дальний конец просторного двора. Беневше увидела там Хаджимурада, косившего люцерну. Той травы, что он вскоре принёс, хватило и лошади, и овцам. Затем парень подошёл к бочке с водой, умылся и сел на землю у входа в своё жилище.