Шрифт:
Генерал всегда приезжал к бабушке как бы заряженным злободневными новостями и происшествиями и разрешался от их бремени в Никудышевке. Старики Алякринские, тетя Маша и Иван Степанович, чувствовавшие себя теперь как бы на необитаемом острове и потому скучавшие, приползали из своего флигеля, чтобы узнать, что делается на белом свете. Хотя старики Алякринские, как шестидесятники, к «опоре трона» не принадлежали, но никогда генералу не перечили. Иван Степанович втайне думал: «Мели, Емеля, — твоя неделя», — но покорно слушал генерала и даже как бы поощрял молчаливыми киваниями головой. Генерал принимал это за единомыслие и потому с полной откровенностью за обедом или самоваром изливал перед слушателями все сокровенное своей души.
Это было уже после Курских маневров, во время которых царь так просто разрешил «крестьянский вопрос», а потому генерал, с одной стороны, был полон возмущения, а с другой — победоносной радости.
— Да, были хуже времена, но не было подлей! [508] — сказал поэт Некрасов. А что сказать про наши времена, когда крамола влезла в среду столбового дворянства и помогает жидам и революционерам все вековые устои государства Российского подвергать колебанию? Это выйдет не особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности, а праздник жидов и революционеров! Хорошую ловушку для правительства устроил жидовский ставленник Витте!
508
Из поэмы Н. А. Некрасова «Современники» (1875). У Некрасова: «Бывали хуже времена, / Но не было подлей».
— Разве он жид? — сочувственным тоном спрашивал Иван Степанович.
— Если даже сам он и числится по документам дворянином, но, скажите, кто не пролез в наше дворянство? Положительно пока установлено, что жена Витте [509] еврейского происхождения, и недаром этот Витте, как говорят, хлопочет о жидовском равноправии… И вы посмотрите, сколько этот жидовский ставленник собрал себе помощников среди дворянства, в земстве и, к нашему ужасу, даже среди администраторов… Вы думаете, что среди губернаторов и даже предводителей дворянства нет тайных друзей Витте? Имеются! Побывайте сейчас в алатырском клубе и послушайте! Правда, пока разговаривают у нас шепотом, но ни для кого не секрет, что либералы земства мечтают о передаче мужикам помещичьей земли. Конечно, об этом хлопочут те дворяне, которые сами никакой земли не имеют… Они называют этот грабеж земельной реформой!
509
Речь идет о второй жене С. Ю. Витте Матильде Лисаневич (в девичестве Хотимской, по другим сведениям Нурок, ее первый муж Дмитрий Сергеевич Лисаневич, племянник жены генерал-адъютанта О. Б. Рихтера). Имела в первом браке дочь Веру, удочеренную Витте.
Генерал вскочил с места и взволнованно походил взад и вперед по комнатам, а после паузы решился огорчить Анну Михайловну:
— Должен сказать вам, глубокоуважаемая Анна Михайловна, что и мой зять, а ваш сынок, потомственный дворянин из рода именитых князей Кудышевых, оказался в этом жидовском лагере…
— Да неужели ты говоришь правду?
— Шила в мешке, матушка Анна Михайловна, не утаишь. Мне известно, что такой доклад стряпают земцы при ближайшем участии Павла Николаевича и в вашем родовом алатырском доме…
Снова тяжелая пауза.
— Мы все боимся мужика, а враг-то опасный — среди нас же, дворян. Мужик что? Его выпорют, он и замолчит. А ведь таких не выпорешь: вся Европа закричит… Между прочим… Какая глупость! Слышали вы, что в Черниговской губернии мужики убили помещика Владимирова и выпороли розгами князя Урусова? [510] Знаете, что в Рязанской губернии мужики ранили князя Гагарина и сожгли его усадьбу?
— Какие ужасы! — шептала Анна Михайловна и удивлялась, как же это допустили власти.
510
Сведений о Владимирове и Урусове обнаружить не удалось. ГагаринЛеонид Николаевич (1840–1909) — князь, общественный и земский деятель, тайный советник и гофмейстер Высочайшего двора (с 1902 г.). В 1875–1908 гг. был предводителем дворянства Михайловского уезда, в 1883–1898 гг. — гласным земской управы Рязанской губернии, занимал должность почетного мирового судьи Михайловского уезда. Нападение крестьян деревни Волосовка, находящейся рядом с имением Гагарина, произошло 2 июля 1903 г. после известия об убийстве одним из объездчиков-черкесов местного крестьянина, скосившего траву на княжеской земле. Разъяренная толпа, ворвавшись в имение, перебила все окна в доме и подожгла избу, в которой жили объездчики, после чего забросала камнями и палками экипаж вернувшихся хозяев. Один из камней попал Гагарину в лицо, в результате чего он только потерял сознание. Однако в телеграмме рязанского губернатора Брянчанинова министру внутренних дел Плеве сообщалось, что ранение было смертельным.
— Успокойтесь! Новый министр внутренних дел разрешил по-своему крестьянский вопрос: военной силой и всероссийской поркой. Сейчас везде притихли и только в Саратовской губернии еще неспокойно. Там давно гнездятся революционеры. Как клопы в щелях. Балмашев-то, убивший министра Сипягина, оттуда же…
Излив возмущение, генерал начинал успокаивать взволнованных слушателей:
— Бог не выдаст, Витте не съест! Государь на Курских маневрах всех поставил на свое место… Не так страшен черт, как его малюют либералы с революционерами. Плеве-то тоже не любит шутить. Он им покажет освободительные реформы! Пусть пошумят и поболтают — виднее будет, как наши конюшни почистить… Одно меня удивляет. Наш новый губернатор Ржевский [511] ! Я запросил его о своих правах председателя: могу ли я своей единоличной властью зажимать рот революционным болтунам и снимать с очереди возмутительные доклады в полной надежде, что после Курских маневров встречу полную поддержку… И представьте себе мое удивление: получил напоминание, что назначенный волей Государя представитель «Особого совещания», министр финансов своим циркулярным письмом местным комитетам предоставил полный простор в изложении суждений о современном положении!
511
РжевскийСергей Дмитриевич (1850–1914) — выпускник юридического факультета Московского университета, гофмейстер, губернатор Симбирска в 1902–1904 гг.
Впрочем, возможно, что это просто ловушка, оставленная министром Плеве для наших революционеров… Мышеловка, а в ней — кусочек сальца свиного… Ох, боюсь, матушка Анна Михайловна, я за своего зятька, а вашего сына, чтобы он не попался в эту мышеловку! Попробовал я с ним как-то осторожненько, чисто из родственных соображений поговорить и дружеский совет подать — ничего, кроме неприятности, не вышло. Попробуйте вы, как мать, повлиять на него! Ведь только подумать: родной сын принимает участие в реформе, которая должна ограбить родную мать!
— Насколько я слышал, проектируется принудительное отчуждение помещичьей земли по справедливой оценке? — робко замечал Иван Степанович.
— Это ширма для дураков-помещиков, тоже мышеловка…
Совершенно расстроив бабушку, сам генерал уезжал в победно-воинственном настроении:
— Вы, матушка Анна Михайловна, как будто бы загрустили?
— Как же, батюшка мой, не загрустить! Ничего приятного не предвидится…
— Не следует падать духом. Будем памятовать, что за Богом молитва, а за царем служба не пропадают. Государю уже раскрыли глаза на ту пропасть, в которую его толкает жидовский министр, и надо ждать скорых утешительных известий… Ах да! Совсем из ума вон… Могу поделиться и приятной новостью: моего сына оценили, наконец, по достоинству и заслугам — предложили место чиновника особых поручений при Воронежском губернаторе. Губерния паршивая: все время мужики бунтуют, да и среди дворянства очень уж интеллигентных умников много. Поблагодарили и отказались мы от этой чести и взамен попросили вернуть его на старый участок, откуда он вылетел, кажется, при участии вашего сынка и моего зятюшки… Времена, знаете! Брат на брата, сын — на родную мать… И ведь все это на собственную голову. Когда у нас Николай земским начальником был, в народе не было такого хулиганства. Побаивались! А как назначили этого слюнявого интеллигента из дворян, Огородникова, — то поджоги, то потравы и порубки. Небось при моем Николае и вам, матушка Анна Михайловна, спокойнее было?