Шрифт:
— Чтобы сказать, что дело выиграете, так нет, не обнадеживаю. Но требовать можно.
— Напиши, сделай милость, мы тебя поблагодарим: за труды заплатим!
— Я вам составлю прошение даром, бесплатно, но только вы меня не выдавайте! Чтобы кто писал, так неизвестно! Мне неудобно, потому — сами понимаете: генерал Замураев — родственник никудышевской барыне, Анне Михайловне, а она моя крестная мамаша… В случае чего вы можете сказать, что прошение вам написали в Симбирске, в трактире, а кто писал — и сами не знаете…
— Будь покоен! Так и скажем…
Моисей Абрамович просто пошутил над мужиками. Прекрасно знал он, что комитет никаких прошений и жалоб не принимает, но очень уж захотелось ему воспользоваться подходящим случаем, чтобы всунуть таким путем новую распрю в «крестьянский» и «дворянский» вопросы этими программными «отрезками». Ведь, по существу, мужики правы: эти отрезки были-таки украдены [518] у них при размежевании земель после раскрепощения.
Были у Моисея Абрамовича друзья в земской управе, однопартийны. Они тайно перестукали жалобу на земской пишущей машинке, а на конверте написали: «Доклад по крестьянскому вопросу. В Комитет по совещанию о нуждах сельскохозяйственной промышленности».
518
Отрезки — часть находившихся в пользовании крестьян земель, «отрезаемых» после крестьянской реформы 1861 г. в пользу помещиков, если надел превышал высшую норму, установленную Положениями 19 февраля.
Старики пришли в канцелярию комитета ранним утром, когда сторож приводил в порядок помещение. Он и принял от них пакет, который очутился вместе с не распечатанной еще казенной почтой на столе председателя комитета, генерала Замураева…
Старики сделали добросовестно возложенное на них дело и, зная по опыту, что ответы в казенных учреждениях даются нескоро и письменно, ушли домой…
Во всякое другое время эта глупая история прошла бы бесследно либо попала в копилку газетных курьезов и шуток. Теперь из нее вышла история, весьма значительная по своим неожиданным последствиями.
Когда генерал, просматривая новую почту, уже с раздражением разорвал конверт с надписью «Доклад по крестьянскому вопросу» и прочитал жалобу некоторым образом на самого себя, да еще написанную на машинке, он сейчас же догадался, что это либо насмешка со стороны левого лагеря, либо работа агитаторов-революционеров. Мог ли генерал предположить, что это просто социал-демократическая шуточка Моисея Абрамовича?
Прежде всего, надо было удостовериться: вымышлены имена и прозвища подписавших каракулями уполномоченных от общества или такие крестьяне существуют в действительности. Расследование этого вопроса генерал поручил своему сыну, земскому начальнику. Оказалось, что жалоба не придумана, а подана выборными и подписи принадлежат установленным мужикам, проживающим в Замураевке и хорошо известным самому генералу. Хотя Николай Владимирович Замураев только погрозил набить морды и постращал тюрьмой и высылкой в Сибирь на поселение, но для всех мужиков стало ясно, что царский комитет стакнулся с помещиками, выдал их жалобу замураевским господам и правды тут опять не добиться… Кому морду набьют, кого под арест, кого выпорют, а до суда не допустят, хода этой жалобе не дадут…
Ход жалобе дали, но совсем не тот, которого добивались мужики…
Генерал лично передал ее исправнику как вещественное доказательство, что у них в уезде работают агитаторы. Исправник поручил становому приставу произвести строгое дознание и установить личность подстрекателя. В Замураевку приехал становой [519] с двумя урядниками [520] , остановился на «въезжей избе», вызвал волостного старшину [521] и сельского старосту и, давши им нагоняй и настращавши преданием суду, начал следствие. Привели подписавших жалобу двух выборных, Пахома Еремина и Евдокима Быкова, почтенных бородатых мужиков с апостольскими лицами.
519
Становойпристав — начальник полиции небольшого административного района.
520
Урядник —нижний чин уездной полиции.
521
Волостной старшина— выборное должностное лицо сельского управления, обладающее административно-полицейской властью. Избирался волостным сходом и утверждался мировым посредником, позже земским начальником на три года.
— Вы жалобу подали?
— Обчество. А мы, стало быть, выборные…
— Ваши подписи?
— Так точно.
— Кто вас научил подать эту жалобу?
— Кому нас учить? Некому. Сами. Миром порешили.
— А кто написал жалобу?
Выборные помолчали, переглянулись, потом Пахом Еремин переспросил:
— Кто писал?
— Ну да! Я тебя русским языком спрашиваю: кто писал вам жалобу?
Не выдали Моисея Абрамовича и стали объяснять, как научил он: написал человек один, а кто — неизвестно. В трактире было. Спросили: можешь нам жалобу написать? Ну, он допрос снял и написал…
— Как же он писал? Рукой?
— Да ведь как люди пишут? Знамо, рукой, а не ногой…
— Вот тут и попались! Не рукой написано, а на машине. Признавайтесь, кто и где писал жалобу!
Повторяют одно и то же: в Симбирске, в трактире, а кто — неизвестно им…
— Сознаться не желаете?
Молчат.
— Взять под арест!
Стариков повели в арестантскую камеру при волостном правлении. Окружавшая «въезжую избу» толпа мужиков глухо заворчала, послышались выкрики:
— Тогда уж всех арестуйте! Весь мир! Мы все жалобу подали!
Урядники разогнали толпу.
К вечеру старшина со старостой собрали мирской суд, на котором становой выступил с увещанием — открыть имя подстрекателя.
— Все по круговой поруке ответите за укрывательство смущающих вас преступников!
Становой стал разъяснять, по приказанию циркуляра, вредоносность агитаторов и лживость их учения:
— Они вас натравливают на бар, помещиков, врут, что все люди равны! Никакого такого равенства на свете не может быть! Всякому свое место Господь Бог указал: и барину, и крестьянину, и мещанину, и дворянину! Как нельзя без мужика, так нельзя и без барина. Барин — голова, а мужик — руки, ноги. Как голова без рук-ног, так и руки-ноги без головы ничего не стоят! Тоже вот и без купца нельзя. Вам земский начальник читал, что сказал государь крестьянским депутатам?