Шрифт:
Павел Николаевич напомнил ему о прошлом:
— Век живи — век учись! Теперь я полный расчет вывел. Кто будет материалы на постройку дороги возить? Мои же пароходы. Теперь и купечество, и дворянство желают дорогу эту.
— Истинное было бы благодеяние для всей губернии, — сказал отец Варсонофий и, потянув ноздрями воздух, прошептал: — Повсюду благовоние!
— Поди не одно благовоние, а и доходы от садов-то имеете? — спросил серьезно Тыркин.
— Много и яблок, и груш, и вишни… Некуда деть. Гниют.
— А вот была бы веточка, уложил бы в лубяные короба да и марш в Симбирск! Да, мы, русские люди, пугливые. Нам надо все на своей шее изучить, чтобы в свою пользу уверовать. А уж если уверуем, против нас никому!
— За границей не бывали?
— Какие там заграницы! Я который уж год в Киев хочу, угодничкам помолиться, и то не угожу. Все недосуг. Делов много, а за ними и Бога забываем.
— Если труды праведные, то Господь простит, — успокоил Тыркина бархатным голосом отец Варсонофий.
— Мы согрешим, ты, отец, замолишь! А что, чай, воруют яблоки-то?
— Конечно.
— А ты вот что… Я вот как в своем саду сделал… Тоже от воров деться некуда, так я того… научили меня… под забором-то кое-где старые двери положил, гвоздями утыкал, вроде бороны, а сверху-то травкой прикрыл. Прыгнет он, вор-то, да и напорится ногами-то голыми на эту штуку! Двоих поймали… Бояться стали.
— Изувечить так можно человека, — усомнился Павел Николаевич.
— А не лезь по чужим садам! Ничего не будет! На меня в прошлом году жалобу подал один: его парнишка напоролся. А я дело нашему аблакату поручил, этому… жидку-то…
— Моисею Абрамовичу, вероятно? — подсказал отец Варсонофий.
— Ему. Хорошо отписался! По собственной, дескать, неосторожности.
— Мне вот поручение от него есть, — вспомнил отец Варсонофий, — креститься хочет в православие. Вашу матушку, Анну Михайловну, в крестные матери желал бы…
— Ну это уж вы, батюшка, сами с матерью моей поговорите. Это ее специальность — всяких инородцев крестить…
— Так вот по этой причине мы и решились вашу почтенную матушку беспокоить.
— Что это ему вздумалось веру менять? — с иронической улыбочкой спросил Павел Николаевич.
— А в этом уж заслуга почтенного Елевферия Митрофаныча. Он его наставил.
— Не верю я таким перевертням, — заметил Павел Николаевич.
— Отец его заставляет, Абрашка! — пояснил Тыркин. — По торговым делам ему свой крещеный человек требуется, чтобы по всей России разъезжать и жительствовать имел права [190] .
— Ну вот… Так я и думал…
190
В Российской империи в 1791–1917 гг. постоянное жительство и возможность беспрепятственного перемещения из евреев имели только купцы первой гильдии, лица с высшим образованием, отслужившие рекруты, а также крещеные евреи. Остальное еврейское население проживало в так называемых чертах оседлости (оговоренные населенные пункты городского типа — местечки, расположенные в Польше, Литве, Белоруссии, Бессарабии, на Украине и в южных губерниях России).
— А как сказать, Павел Николаевич, — возразил отец Варсонофий, — Господь всякими путями вразумляет человека. Сказано, что бывает и грех во спасение! Бывает, что и из Савлов в Павлы превращаются [191] . Неисповедимы пути Господни.
— Много разговору идет о железной дороге у нас. Так вот и он, Абрашка, на всякий случай приготовляется. Про всех дела хватит. Абрашка какого-нибудь бедного дворянчика ищет. Жидам не дозволено имения покупать, так вот Абрашка дворянчика подыскивает: куплю, говорит, тебе имение, помещиком в Польше будешь. Лес, говорит, мне отдашь, а всю голую землю себе бери.
191
Савл — имя св. апостола Павла до его обращения в христианство. Первоначально Павел принадлежал к секте фарисеев и был жестоким преследователем христиан. По пути в Дамаск, куда бежали многие последователи Христа, на него пролился чудесный свет с неба. Крестившись, Павел стал ревностным проповедником христианской веры и проповедником христианского вероучения среди язычников (Деян. 13, 9).
Теперь для Павла Николаевича стало ясно, почему Машин муж недавно Абрашку вон из своей квартиры выгнал.
Посидели на скамеечке.
— Ну, так какое же твое, Павел Николаевич, решение будет? С чем домой поедем? — спросил Тыркин. — Не отказывайся, сделай милость!
И снова стали упрашивать в три голоса.
— А вы, господа, не сразу! Дайте срок подумать.
— До осени далеко. Думай! Только скажи покуда, что не отвергаешь…
— Послужить можно, но… Много всяких личных препятствий.
Тыркин похлопал Павла Николаевича по плечу:
— Человек положительный. Сразу видать. Вот нам такого и нужно. Семь раз, говорится, примерь, а потом отрежь! Будем в надежде.
Отец Варсонофий отправился на антресоли: внимание почтенной Анне Михайловне оказать да и о новообращенном поговорить. Надо сказать, что Анна Михайловна действительно имела слабость крестить инородцев в веру православную. Немало у нее крестников было: и детей, и взрослых, среди чувашей и черемисов [192] . Но из евреев еще не было. Первый случай. Абрашка у нее водяную мельницу на Алатырке арендует. Платит аккуратно. Долго пробыл отец Варсонофий на антресолях. Не сразу, видно, убедил Анну Михайловну согласиться на нового крестника. Однако вернулся с удовлетворенным сиянием на лице.
192
Черемисы— прежнее название марийцев.