Шрифт:
прикрыл ее ветками – так теплее. Глубокой ночью пробрался к месту бывшей стоянки. Вернулся со скудной
добычей – фляга вина, пара караваев хлеба, выброшенных и почти не затоптанных, кремень с кресалом… Ее
бутафорская роза-заколка, для роли служанки в «Шутке».
Трое суток Пьеро ухаживал за больной. Пытался поить из кружки, обтирал лоб водой, менял повязку,
носил на руках в кусты. Вслушивался в несвязные речи бедняжки, надеясь угадать ниточку к спасению.
Коломбина читала роли, звала Арлекина, плакала и смеялась. На третью ночь ее не стало.
Пьеро похоронил труп в овраге. Забросал землей и опавшими листьями марионетку с отрезанными
веревочками, бывшую когда-то Коломбиной. И остался сидеть в недоумении, не желая понимать
происходящего. Его мир схлопнулся как карточный домик. Остались декорации – кровь, грязь, голод.
Одиночество в холодном, пустом лесу. Нет даже веревки, чтобы повеситься – старые штаны не выдержат
тяжести тела.
Через неделю голод выгнал его из чащи. Пьеро побрел по дороге прочь от города (хочется сказать
ненавистного – но Пьеро не умел ненавидеть). В ближайшей деревне его взяли пасти свиней. Платили едой
и местом под крышей. Насмехались зло – неумеха городской, необученный. Он играл роль дурачка и это его
спасло. Единственное, что можно сделать, потеряв все – не думать. Пьеро ворошил навоз и таскал бадьи с
пойлом под брань хозяина, выпивал, причмокивая, законную кружку пива по воскресеньям, спал с
коровницей, пожалевшей блаженненького и не думал. Весной в деревню пришел вербовщик. Пьеро подался
в солдаты.
Если нечего терять, можно быть жестоким. Пьеро учился стрелять из мушкета, колол саблей
соломенное чучело, вытягивался во фрунт перед офицерами. Роль была хороша. А вместо аплодисментов
Пьеро наградили капральскими лычками. Год шел за годом. Каша у костра, соленые шуточки вместо
приварка, проверка караулов. Солдатское жалованье в кисете собиралось монетка к монетке, увесистый
мешочек уже натирал живот. И вот, наконец, началась война. Отряд Пьеро долго шел в арьергарде и в город
вступил последним. Сражение завершилось, осталось добить последних притаившихся неприятелей и
подобрать добычу, не замеченную первопроходцами. Солдаты разбрелись в поисках дармовой выпивки и
нетронутых девок, Пьеро шел один. Роль подошла к кульминации – возможно через минуту из этого
мушкета придется стрелять в человека. И вдруг из проулка… о, господи!
Пестрый полог, скрип и визг колеса. Мальчишка на козлах роняет поводья, не в силах справиться с
испуганной лошадью. Куда ж они смотрят, олухи!
Пьеро бросился под копыта, перехватив мерина за узду. Пихнул мальчишку в повозку, вырвал у него
бутафорскую шпагу. Вскочил на козлы и погнал, нещадно нахлестывая – прочь, прочь отсюда. Стук копыт
перебиваемый какофонией криков, горящая баррикада поперек улицы – только бы полог не подожгло,
солдаты наперерез – кнутом одного, второго – прочь!
Он замедлил бег повозки только за речкой, отъехав от города пару лиг – иначе мерин падет и
убраться отсюда они не сумеют. Заглянул под полог – в сумерках смутно виднелись две тощенькие фигурки.
Подростки.
– Эй, вы живы там?
Сунулась вперед курчавая головка девочки.
– Младшему повредило руку, я перевязала. Спасибо, что спасли нас. Все остальные погибли в городе
и мы бы остались там.
…Младший – значит недавно пришел в труппу, нет своего амплуа. Но как держал шпагу! Девочка –
миленькая заплаканная мордашка, черные непокорные кудри, голубые – даже сейчас это видно – голубые
как рассветное небо глаза…
На вечернем привале к ним прибилась старуха-беженка, потерявшая дом. В повозке нашлась фасоль и
копченый окорок. Они долго сидели у костра молча, лелея на коленях миски с горячей едой. Кошмар
остался за кулисами. Пришло бесчувствие покоя, когда нет сил ни плакать ни смеяться, ни даже вспоминать
– только сидеть и смотреть в пустоту, засыпая на полувздохе.
Утром Пьеро проверил уцелевший реквизит. На первые постановки костюмов хватит, старуха при
свете дня оказалась пожилой дамой с великолепной осанкой – не иначе, из благородных… Еще бы одного
характерного актера – ничего, по дороге найдется. Младший пластичен, строен, с чудесной живой мимикой