СОКРАТ.Мы не стоим с ними на одном уровне — ни в пространстве, ни во времени. Это же наш трюк, что мы с ними рядом, наш театральный трюк!

СПИНОЗА.Но вы же говорили, что все это действительно, действительнее самой действительности: что это правда, а не только сплошной театр!

КАНТ.Все есть театр, и ничто не есть театр. Мы — определенные фигуры, что здесь, что там. То на фоне сцены, то на трансцендентальном фоне. Но в любом случае это — игра.

СОКРАТ.Но мы не очень-то знаем, что мы играем. И не очень знаем, что мы играем. Мы лишь неточно знаем наши роли. И радуемся, когда угадываем текст, который нам надо произносить.

КАНТ.И внимаем, как можем, суфлеру — голосу совести.

МАТЬ( подходя ближе и услышав последнюю часть разговора, со всей наивностью). И для кого же мы играем, господа? Пожалуйста, скажите!

СПИНОЗА.Для простодушной театральной публики, такой простодушной, что она думает, будто мы играем.

СОКРАТ.А между тем играют они — играют зрителей.

КАНТ.Да, они всегда играют. Разыгрывают друг перед другом свои роли, играют для самих себя.

МАТЬ( прямолинейно). Но для кого же мы все играем? Должно же что-то быть — должен кто-то быть, кто на нас смотрит, откуда-то…

КАНТ.Вы первый раз стоите на сцене, сударыня?

МАТЬ.Да, сударь.

КАНТ.Тогда скажите, что вы видите — там? ( Показывает на зрительный зал.)

МАТЬ( щурясь). Ничего не вижу, лампы меня слепят. Вижу только большую черную дыру.

КАНТ.А если я вам скажу, что зритель все же есть?

МАТЬ( доверчиво смотрит на него). Ну, тогда я вам поверю.

КАНТ.Да ( твердо), вы должны в это верить, потому что знать этого мы не можем. Мы его не знаем — великого зрителя спектаклей нашей жизни. Он сидит, в темноте, где-то там — в ложе.( Указующий жест.) Но он смотрит на нас внимательно, поверьте, сударыня!

СПИНОЗА.Верьте ему!

СОКРАТ.Верьте нам!

МАТЬ( твердо). Да, верю!

ФРАНЦ.И что ты будешь делать?

КАРЛ( походя). Я, разумеется, буду молчать.

ФРАНЦ.Тогда прощайся со мной. Навсегда.

КАРЛ( мягко). Ах ты, чертяка, ну что же мне делать? Почему я не могу один раз поступить в твоем духе? Сегодня я хочу жертвовать, сегодня я хочу наполнить смыслом свою жизнь, по твоей теории, — и свою смерть!

ФРАНЦ.Не говори так, Карл, мне больно это слышать.

КАРЛ( все жарче). С каких пор это — аргумент? Ты, старик, прекрасный брат. ( Кладет руку ему на плечо.) Разве не ты все время твердил, что страдание — это тоже жизнь, что страдание тоже имеет смысл?

ФРАНЦ.Так оно и есть, но когда доходит вот до такого, человек находится во всем этом, и он должен стараться — когда надо как-то сохранить себя…

КАРЛ.…Вот тогда это и становится верным! Не в разговорах, а в деле — вот тогда это становится истиной. Ну, что, плохо я у тебя выучился?

ФРАНЦ.Карл, милый.

КАРЛ.Ах ты, старый чертяка!

ПАУЛЬ.Внимание!

УНТЕРШАРФЮРЕР ( снова появляется слева). Выходи, где ты там, свинья вонючая!

КАРЛ.Я здесь. ( Францу, твердо.) Я это сохраню, я сохраню себя, я выдержу это испытание!

МАТЬ( философам, испуганно). Господа, теперь его снова будут испытывать?

КАНТ.Да, будут…

ПАУЛЬ( медленно, Францу). Дело далеко зашло, да?

ФРАНЦ.Да, но он выстоит. Он так сказал, он дал себе слово.

ПАУЛЬ.Вообще он славный парень, все при нем. Таким братом можно гордиться.