Здание министерства финансов, построенное в середине 1930-х гг., представляет собой памятник амбициям и вкусам нацистов. Безликое и похожее на останцы, оно настолько велико, что, если в поисках главного входа вы пойдете не в ту сторону, потеряете минут 20. Именно это и случилось со мной, и мне пришлось попотеть и попыхтеть, чтобы наверстать упущенное время. По пути я размышлял, что, наверное, такие же чувства испытывали нацисты из глубинки, которые бродили вокруг этих зловещих каменных стен, пытаясь понять, как туда войти. Наконец я узнаю этот двор: единственное отличие между его теперешним видом и изображениями на знаменитых старых фотографиях в том, что нет больше Гитлера, вышагивающего мимо входа, да статуи орла со свастикой. «Здание было построено для министерства авиации, которое возглавлял Геринг, — говорит ожидавший меня специалист по связям с общественностью министерства финансов, оказавшийся, как ни странно, французом. — Это сразу видно по веселенькой архитектуре». Он объясняет, что размеры строения потому так велики, что Герман Геринг собирался сажать на крышу самолеты».

Я опоздал минуты на три, а замминистра финансов прибыл на целых пять минут позже, что, как я потом узнаю, в Германии считается чуть ли не тяжким преступлением. За эту небольшую задержку он извиняется гораздо дольше, чем она того заслуживает. Он носит очки в тонкой оправе на манер немецких режиссеров. Он очень подтянут и лыс, но по собственной воле, нежели по воле обстоятельств. Насколько я знаю по опыту, очень подтянутые белые мужчины с бритыми головами своим видом как бы заявляют «Мне не нужны ни толстое тело, ни волосы» и в то же время намекают, что тот, кому это нужно, просто рохля. Замминистра финансов даже смеется так, как должны смеяться все очень подтянутые мужчины с бритыми головами, если они хотят выдержать роль до конца. Он не открывает рот, чтобы выпустить воздух, а сжимает губы и выпускает звук через нос. Ему, наверное, смех нужен не меньше, чем другим людям, только для смеха ему нужно меньше воздуха. Рабочий стол замминистра являет собой образчик самодисциплины. Его оживляют свидетельства активной деятельности, как то: блокноты с отрывными страницами, стикеры, манильские папки, причем каждый предмет тщательно выровнен по отношению ко всем остальным и к краям стола. Каждый угол составляет ровно 90°. Но самая удивительная из необязательных деталей декора — это прикрепленная к стене над столом большая белая табличка. Надпись сделана на немецком, но легко переводится на исходный английский:

Это удивляет меня. Это совсем не то изречение, которого следует ожидать от очень подтянутого бритого мужчины. Оно чересчур мягко.Замминистра финансов Германии и дальше опровергает мои необоснованные догадки: он говорит ясно, даже беспечно, о вещах, которые большинство министров финансов полагают своим долгом скрывать. Он сам, без намеков с моей стороны, принимается рассказывать, что только что закончил читать последний неопубликованный доклад о ходе проведения реформ греческим правительством. «Они не осуществили обещанных мер, — просто говорит он. — Они не проводят согласованных реформ».

— Сотрудники МВФ сделали именно такойвывод? — спрашиваю я.

Он находит седьмую страницу доклада, где МВФ рекомендует не давать Греции следующего транша финансовой помощи, которая нужна греческому правительству для того, чтобы не допустить дефолта по облигациям. «У них огромные проблемы со сбором налогов. Совершенствования требует не налоговое законодательство, а процесс сбора».

Иначе выражаясь, греки по-прежнему отказываются платить налоги. Но это лишь одно из нарушений договоренности со стороны Греции. «Их рынок труда не меняется в нужную сторону». Я прошу привести пример. Он реагирует мгновенно: «У них очень устойчивая традиция выплачивать тринадцатую или четырнадцатую зарплату. События последних 10 лет привели к тому, что в Греции платят по €70000 за ту же работу [на государственной службе], за которую в Германии платят €55000». Чтобы не идти вразрез с требованием сдерживать рост заработной платы за календарный год, греческое правительство просто приписывало служащим лишние месяцы работы. «Им нужно изменить отношение народа к правительству, — продолжает он. — Это не та задача, которую можно выполнить за три месяца». Изменить взаимоотношения между любым народом и правительством, продолжает он, дело не простое. Грекам нужно измениться в сторону цивилизованности. Он высказался со всей определенностью: если греческому и немецкому народам предстоит сосуществование в валютном союзе, грекам нужно измениться.

Вряд ли в ближайшем будущем произойдет значительный сдвиг в этом направлении. У греков не только огромные долги, но и по-прежнему высокий дефицит бюджета. Введенные в заблуждение искусственно сильной валютой, они не могут обратить дефицит в профицит, хотя и делают все, что от них требуют. Их цены в евро на экспортные статьи остаются высокими. Правительство Германии требует, чтобы греки сократили размер правительства, но это также замедлит экономический рост и снизит налоговые поступления. Следовательно, должно произойти одно из двух: либо немцы согласятся на финансовую интеграцию Европы, и тогда между Германией и Грецией установятся такие же взаимоотношения, как, скажем, между Индианой и Миссисипи, и налоговые отчисления простых немцев будут поступать в общую копилку и оплачивать благоденствие простых греков, или же греки (и в конечном итоге, вероятно, все ненемцы) проведут «структурную реформу» — эвфемизм для волшебного и радикального преобразования в нацию, столь же результативную и плодотворную, как немцы. Первый вариант понравится грекам, но болезненно скажется на немцах. Второй понравится немцам, но болезненно (или даже убийственно) скажется на греках.

Единственный экономически целесообразный сценарий видится в том, что немцы при незначительной помощи быстро сокращающегося населения кредитоспособных европейских стран согласятся туже затянуть ремни и больше трудиться, чтобы платить за всех остальных. Однако экономически целесообразный сценарий оказывается политически неприемлемым. Немецкий народ знает про евро как минимум один факт: до того, как они согласились отказаться от немецкой марки, немецкие лидеры недвусмысленно обещали им, что от них никогда не потребуют спасать от банкротства другие страны. Это правило было введено при создании Европейского центрального банка и было нарушено в 2010 г. С каждым днем общественное мнение все сильнее восстает против нарушения правила, причем до такой степени, что канцлер Ангела Меркель, которая чувствует настроение широких масс, даже не попытается убедить немецкий народ, что помощь Греции может послужить Германии на руку.

Вот почему проблемы с финансированием в Европе оказываются не просто проблематичными, а неразрешимыми. Именно поэтому греки сейчас забрасывают Меркель электронными письмами, а отморозки в Берлине швыряют камни в окна греческого консульства. И именно поэтому европейские лидеры лишь отдаляют час неизбежной расплаты, пытаясь каждые пару месяцев найти денежные средства, чтобы заткнуть растущие дыры в бюджетах Греции, Ирландии и Португалии, и молятся, чтобы не обнаружились еще более страшные дыры у Испании, Италии и даже Франции.

До сих пор главным источником этих денежных средств был находящийся во Франкфурте Европейский центробанк. Изначально предполагалось, что ЕЦБ будет функционировать в том же режиме, что и Bundesbank, но финансовый кризис внес свои поправки. ЕЦБ успел приобрести, с немедленной оплатой, греческие, ирландские и португальские государственные облигации где-то на $80 млрд. Вдобавок он предоставил кредит на $450 млрд разным европейским правительствам и европейским банкам под практически любое обеспечение, включая греческие государственные облигации. Но у ЕЦБ есть правило — и немцы считают его весьма важным, — согласно которому банк не имеет права принимать в качестве залога облигации, которые согласно рейтинговым агентствам США классифицируются как дефолтные. Если учесть, что у ЕЦБ некогда имелось правило, запрещающее покупать облигации на открытом рынке с немедленной оплатой, а также другое правило, запрещающее оказывать помощь правительствам для вывода страны из кризиса, было бы немного странно, если бы они продолжали цепляться за эту формальность. Но это действительно так. Если Греция объявит дефолт по своим долгам, ЕЦБ не только потеряет кучу денег на греческих облигациях, но и будет обязан вернуть облигации европейским банкам, а те будут обязаны выложить свыше $450 млрд наличными. Сам ЕЦБ может оказаться на грани банкротства, а это означает необходимость обращения за средствами к правительствам кредитоспособных стран — членов ЕС во главе с Германией. (Ответственный представитель Bundesbank сказал мне, что они уже продумали свои действия в случае обращения к ним с такой просьбой. «У нас есть 34 тонны золота, — сказал он. — Мы — единственная страна, не продавшая свои прежние запасы [оставшиеся с конца 1940-х]. Так что у нас предусмотрено определенное покрытие».)