Монолог о фашизме. Ревизия отношения к фашизму. Раз возникнув, фашизм не может быть устранен. Человек взращен убийством. Устраняя фашизм, перешли на язык убийств. Избавиться от синонимичности убийству, а не от фашизма Код «построение демократии» – ход к Endl"osung. Фашизм антропологичен. Результатом убийства является сам человек. В России есть фашисты, но нет фашизма. Холодная война – мягкий Endl"osung, soft-версия фашизма. «Где Победа?» Фашизм внутри каждого из нас. Фашизм сделал невозможной дозировку гибели, которой история двигалась. Третьего тысячелетия не будет. Глобальная, управляемая Америкой демократия.

Михаил Гефтер: В годы войны я имел право рассматривать фашизм как нечто внешнее по отношению к человечеству. Фашизм – это враг. Враг страшной силы. С тех пор многое вызнано и уточнено, но самое существенное в том, что фашизм – это не нечто внешнее. Как бы фашизм ни возник, он не может быть устранен ни одним из обычных способов – военных, судебных или политических. В диапазоне от танковых сражений до нюрнбергского вердикта. Нет, фашизм сопоставлен внутренней проблеме человека, утвержденной от рождения Homo sapiens. Эта внутренняя проблема человека в нем оживает и разрастается.

Нацизм как система краткосрочен, если поглядеть на «тысячелетний рейх». Но суть проблемы не в Гитлере. Она в том, что, когда появляется и входит в нашу жизнь это явление, которое мы хотим устранить, все слова непостижимым образом прямо или незримо становятся синонимами убийства. И мы увязаем все глубже в страшной западне.

В фашизме есть нечто опережающее разум. Человек в той же степени взращен убийством, как он взращен пробудившимся разумом. Взращен убийством, взращен абсурдом и кое-чем еще. Дело теперь уже не только в том, чтобы человек освободился или стал новым человеком – мы на «новом» шибко обожглись. Задача в том, чтобы освободиться от наваждения этой синонимичности убийству. От воли соподчинить слова, а тем самым и свое существование нескольким кодовым фразам, которые опять нас тянут к убийствам.

Глеб Павловский: Дай мне пример кодового слова.

Кодовым словом может стать любое, например построение демократии. Я слышал, как Клинтон сказал Колю: наши нации должны, мол, возглавить великий крестовый поход за демократию. Когда я такое слышу, я возвращаюсь к мыслям о Холокосте. Везде, где пахнет Endl"osung, «окончательным решением» любого, хотя бы и нееврейского вопроса выглядывает фашизоид.

Между прочим, на этом держался самообман левых 30-х годов. С какого-то момента пора дать отчет в антропологичности фашизма. Фашизм антропологически возник в определенных обстоятельствах и в определенном регионе, а потом распространился повсюду.

Вот такая вещь, как убийство. Отнесись к убийству серьезно. Не только потому, что в результате убийства появляется труп. А потому что результатом убийства является сам человек! То, чем человек себя подымал и, подымая себя, в себе превозмогал.

Результатом убийства является человек? Объясни.

Да, человек в первозданном смысле есть продукт убийства и его кульминация.

Антропологичность фашизма – слабое утверждение. Ты ничего не добавил к тому, что прежде сказал.

Ты погляди, как сегодня любые слова становятся сигналом к убийству, хоть эти «красно-коричневые».

Но как привязать это к фашизму? Россия – место, где слова легко выворачивают в пароли для подонков, подсказывая им решения через убийство. Но почему это «фашизм»?

Если фашизм – это антропологизм изначального убийства, он нечто мирно дремлющее. Как неактивная раковая клетка, работает на тебя, не мешая или даже помогая жить. Но однажды клетка оживает или ее мобилизуют. В технологиях власти фашизм получил мощную инъекцию исполнимости. Когда Гиммлер обнаружил, что технически не может расстрелять всех евреев, случайной подсказкой стал «Циклон-Б» как средство от насекомых. А к насекомым нацисты раньше уже в пропаганде приравняли евреев. Наработки разума и изворотливости, которую разум обеспечил, где-то соединились, искра проскочила, и пошел процесс. Теперь его нельзя просто выкинуть из мыслей или раздавить танками. Это он сам нам, фашизм, доказал, что нельзя!

Меня журналист спрашивает: «Что, у вас в России теперь есть свой “красно-коричневый фашизм”?» Я ему резко: «Нет!» – «Почему вы не хотите этого признать?» Я говорю: «В России, где я живу, немало фашистов, но нет фашизма. Я фашизма не вижу, хотя фашизоидов много. И кто их вообще считал?»

Два момента фашизма – его родовая первозданность и вместе с тем рафинированность, наработанность внутри европейской культуры. Причем наработанки синтезируют технологию и софистическую потенцию мысли – найти оправдательный ход. Все это уже в нас! За доказательствами ходить недалеко.

Кто выдумал Холодную войну? Что она, сама придумалась?

Черчилль выступил, используя немецкий образ «железного занавеса», Сталин подключился. Войну строили и выстроили определенным образом. Но, в сущности говоря, по основному определению Холодная война была мягкой версией фашизма. Ее логика близка к Холокосту, но видоизмененному, поскольку стало возможно действительно уничтожить всех! Бомба Андрея Сахарова и Эрнста Теллера – это усовершенствованный антифашистами «Циклон-Б». Поскольку действительно можно выморить всех людей на земле, то стало нельзя! Или казалось, что нельзя. У Гитлера был ограниченный набор обреченных – евреи, цыгане, какое-то количество славян. Но не собирался же Гитлер уничтожить всех! Самому Гитлеру идея «гарантированного взаимного уничтожения» показалась бы людоедской, немыслимой! А для нас, антифашистов Запада и Востока, это стало нормой Холодной войны.