И это раздражало. Ну почему человек, который тебе нужен, не может влюбиться в тебя? Тогда проблема разрешилась бы сама собой.

Я заставила себя сосредоточиться на рукописи, а не на загадке, которую являл собой мой сосед по квартире. Постепенно увлеклась историей. Время перевалило за полночь, и в дверях появилась Уэнди.

Уставилась на Флейшмана на диване, на меня за столом. Вновь на Флейшмана. Точнее, на Флейшмана и Макса.

Я поморщилась. Мы с Флейшманом не обсудили, что сказать Уэнди о собаке. И теперь я вдруг поняла — могут возникнуть сложности…

— Не знаешь, на каком месяце женщине могут сделать пункцию плодного пузыря? — спросила я в надежде отвлечь ее.

Уэнди даже не повернулась ко мне.

— Это что?

— Анализ, который делают беременные… зачем, честно говоря, пока не понимаю. Но женщина в этой книге хочет сделать пункцию на втором месяце. Вот я и думаю, не рановато ли?

— Черт побери, Ребекка, — фыркнула Уэнди. — Я дизайнер по свету, а не акушер-гинеколог.

Я рассмеялась.

— Но я спросила тебя о другом. — Она указала на грудь Флейшмана: — Что это?

— А-а, это Максуэлл Перкинс. Флейшман только сегодня его принес.

Уэнди плюхнулась на стул. В последнее время происходящее в нашей квартире раздражало ее все сильнее.

— Я думала, именно такие изменения нужно предварительно обсуждать с соседями.

— А когда мы хоть раз что-то предварительно обсуждали?

— Ты права. Это не демократия, это диктатура, и теперь диктатором станет этот меховой шарик. — В голосе слышалась искренняя тревога. — Я не шучу. Собаки доставляют массу хлопот.

— Именно так я и сказала Флейшману. Но он старался… купил щенка в мой первый рабочий день.

Уэнди сложила руки на груди.

— Тебе не кажется, что это странно?

— Почему?

— Очень уж… интимно. Подарить щенка. Ты не думаешь?

— Ну… да, по-домашнему.

— Точно. Как будто Флейшман хочет поиграть в семью. — Ее брови вопросительно изогнулись.

Я подняла руки и только тут почувствовала, как затекли плечи от долгого сидения над рукописью. Пришлось потянуться, как это сделала Касси в своем кабинете во второй половине дня. Я не могла поверить: работаю почти четыре часа, а конца еще и не видать! Может, я все делала неправильно?

— Как прошел твой день? — спросила я.

— Нормально. Я получила новый проект. Световое решение «Смерти коммивояжера». Кошмар. Профессора, должно быть, думают, что я должна специализироваться на трагедии, но вот что я тебе скажу: меня все больше тянет к мюзиклам и комедиям.

Я кивнула. Очень хорошо ее понимала. Изучая английскую литературу [35] , я из семестра в семестр корпела над Джеймсом Джойсом и Уильямом Фолкнером, и как же хотелось почитать что-нибудь легкое и веселое!

Я посмотрела на исчерканную страницу «Педиатра и телохранителя». Похоже, мое желание воплотилось в реальность.

Рената рассказала мне, что главной причиной, побудившей ее похудеть, событием, бросившим ее в объятия Дженни Крейг, стала потеря девственности после выпускного вечера.

Ее старший брат, который только-только вернулся домой из колледжа и подрабатывал в загородном клубе инструктором по теннису, сказал ей, что Джейк Кэдделл, одноклассник, по которому она сохла с третьего класса, будет работать в том же клубе, обслуживать гольфистов. Брат не знал о ее неразделенной любви, даже не подозревал о ней. В классе Ренаты Джейк не входил в число первых красавцев, не слыл и большим умником. Пошутить любил, но ни разу, с третьего класса, не позволил себе, в отличие от многих других, посмеяться над ее избыточным весом.

Только этим он заставил Ренату грезить о себе. А с годами достоинств у него только прибавлялось: завораживающие карие глаза, остроумие, невероятная точность плевка…

Перед выпускным вечером в школе только и говорили о том, что девушка Джейка, Кортни Роджерс, бросила его ради Рэнса Думарса. Джейк был свободен, открыт для общения, и на вечеринке после торжественной церемонии Рената решилась. Дождалась медленной мелодии и (решительно, храбро, безоглядно) пригласила его на танец.

Элемент внезапности сыграл ей на руку. Джейк несколько раз моргнул, прежде чем ответить: «Конечно, почему нет?»

А еще через два танца, долгой поездки и пяти банок «Олд Милуоки» они устроились на заднем сиденье мини-вэна «крайслер», на котором обычно разъезжал Кэдделл-старший. Сиденье, даже после выпитого пива, не показалось Ренате удобным. А к тому времени, когда платье из тафты задралось до самого подбородка, у нее возникли сомнения.

Сомнения перешли в тревогу, когда она ощутила прижимающийся к ней набухший кол.