Будь я обесчещен, как трус,

Если, вероломец Тайча,

Ненависть к тебе угашу,

Головы тебя не лишу!»

Так эта сеча окончилась. Немногие калмыки уцелели, — бегством спаслись. Остался Алпамыш один на поле брани, вперед поскакал — догнал Караджана, ушедшего со всем народом вперед. Едут друзья рядом, обращается Караджан к Алпамышу, рассказать просит, как бой закончился. Рассказал ему Алпамыш про подвиги свои, сколько врагов перебил он, как на поединках зарубил он самых грозных богатырей — главарей воинства калмыцкого, как бежали с поля битвы уцелевшие калмыки.

Восхищается Караджан геройством Алпамыша, говорит:

— Не вернусь я в страну калмыцкую, не хочу служить вероломному шаху Тайче, жить буду в стране друга моего, славного витязя Алпамыша.

В это время прикочевал народ к берегам Ачикколя. Устали люди от долгого пути, скот из сил уже выбивался. Решили стоянку сделать на этом месте. Скот на волю пустив, юрты расставили. Пришел и караван Барчин-аим. Многие из подружек ее так устали от долгого сиденья на иноходцах, что словно бы окаменели — ни стоять, ни ходить не могли. Спустили Ай-Барчин с коня, развьючили пятьсот верблюдов, ее приданым груженных, отдыхать дали им. Установили женщины бархатную юрту Барчин, — девушки ввели ее в юрту, развесили ее одежды, кумганы с водой вскипятили, чай заварив, дастарханы разостлав, досыта горячей пищи поев, — отдыхать легли. Так и по всей стоянке.

Люди весь день отдыхают, вечер настает, ночь приходит, — люди лежат, подняться не в силах, — отдыхают с пути. Длится отдых три-четыре дня. Люди в себя приходят, — снова в путь собираются. Едет Алпамыш рядом с Барчин-аим, так говорит:

— Споря светлым ликом с луной,

Стремя в стремя рядом со мной,

Вольною дорогой степной,

Девушками окружена,

Держишь путь ты в край наш родной.

Слушай меня, друг мой, жена!

Правду ведь узнать ты должна:

Скот наш возмечтав отобрать,

Конную могучую рать

Выславший за нами вдогон,

Этот вероломный Тайча, —

Знай, моя Барчин-аимча, —

Если бы он верх одержал,

Гибелью ведь нам угрожал!

Все же он, Тайча, оплошал.

Я его опоры лишил:

Меч я свой, алмаз, обнажил, —

Сколько калмык

о

в уложил!

Цвет его полков искрошил!

Недруг нам разором грозил,

Рабством и позором грозил,

Недруга я сам устрашил!

Честь Байсун-Конграта я спас, —

Скот наш от захвата я спас, —

Слава мне теперь, храбрецу!

В край родной, на радость отцу,

Еду я конь о конь с тобой…

Очень тебе кудри к лицу,

Твой наряд к лицу голубой!..

Едут рядом он и она,

Бек и молодая жена,

Кони их бок о бок идут,

Путаются их стремена.

Едут и беседы ведут,

Шутки шутят, песни поют.

Недруга страна далека.

Плач и стон в стране калмык

а

.

Впереди — родная страна,

Только и она не близка!

Ровные просторы прошли,

Вот уж косогоры пошли,

Впереди — гора за горой, —

Нет пути-дороге конца!

Вспомнит Барчин-ай про отца,

Сразу потемнеет с лица,

Горько затоскует порой:

Много дум на сердце у ней!

«Как не тосковать! — говорит, —

Мой отец и мать, — говорит, —

Там — среди врагов-калмык

о

в,

Лишены родни, — говорит, —

Меж врагов — одни, — говорит, —

Верно в угнетеньи живут,

В тяжком униженьи живут!

Может у отца отобрать

Тайча-хан все наши стада.