Получение «Центром» шифровок было с необычной поспешностью подтверждено. Признаюсь, тогда полученная мною из «Центра» шифровка меня крайне взволновала. В ней прямо указывалось, что полученная от меня информация доведена до «Главного хозяина». Под понятием «Главный хозяин» нам был известен Главнокомандующий вооруженными силами, Председатель ГКО И.В. Сталин. От его имени мне объявлялась благодарность за выполнение задания и полученную информацию и сообщалось, что я представлен к правительственной награде.

Когда я получил из «Центра» указанную шифровку, подписанную Директором, то есть начальником Главразведупра, меня охватило какое-то необъяснимое чувство, я бы сказал – чувство растерянности. Я был совершенно уверен в том, что за столь важную переданную мною разведывательную информацию заслуживает благодарности Хоро, а не я, а за быструю и своевременную передачу шифровок благодарности заслуживают мои работники, в том числе и Хемниц, хотя я и не всегда положительно оценивал его поведение и работу.

Кроме того, я был совершенно убежден, что, если бы Шоколадный директор и другие сотрудники «Симекеко» не вложили значительный труд в создание и развитие нашей «крыши», в ее деловую жизнь, мне одному со всеми трудностями, стоявшими на пути, было бы не справиться. А если бы этой «крыши» не было, то и моя поездка в Чехословакию и Германию, скорее всего, не состоялась. А разве в общем деле нашей резидентуры не было значительных заслуг Блондинки, которая действительно внесла решающий вклад в установление моих не только деловых, но и «дружеских» отношений с работниками немецкой интендантуры в Брюсселе через свою родственницу фрейлейн Аман, а также с фирмами Беранека в Праге и Людвига Махера в Германии.

Исходя из этого, в ответной шифровке я выразил свою благодарность за полученную радиограмму Директора, но указал, что заслуга в том, что послужило основанием для нее, принадлежит далеко не только мне. Я считаю, что был, безусловно, прав, отвечая так на полученную благодарность.

Действительно, я не мог приписывать только себе все заслуги в работе нашей резидентуры. Меня очень радовало и то, что мы не допускали никакой дезинформации, обманов, умышленных ошибок, опрометчивых решений. Говоря так, я не могу, забегая вперед, не подчеркнуть особо, что в это время я не знал о допускаемых нарушениях правил конспирации, в частности со стороны Хемница. Мне казалось, что он принял во внимание те разговоры и замечания, о которых я уже говорил раньше. Подлинное его лицо я видел значительно позже.

Мы все, вся наша страна переживали тяжелый период в нашей истории, шла ожесточенная война, решался вопрос, быть или не быть Советскому Союзу. Советские люди всех национальностей, подчас рискуя жизнью, истекая кровью, вставали на защиту своей Родины. Росли ряды коммунистов. На фронтах и в тылу люди, осознавая тяжелое положение, в котором оказалась страна, искренне отвечая на призывы партии к новым боевым и трудовым подвигам, невзирая на возраст вступали добровольцами в армию, шли в партизанские отряды, становились к станкам, уходили в поле, чтобы в меру своих сил и возможностей, превозмогая болезни и страдания, голод, собрать по зернышку хлеб для армии, для народа. Люди, соответственно, всех возрастов вступали в пионерские боевые отряды, комсомольские и партийные, коммунистические организации. Обо всем этом я часто слышал от моих товарищей, которым удавалось слушать радиостанции Москвы.

К этому времени я еще был членом Ленинского комсомола, неоднократно избирался в руководящие органы различных комсомольских комитетов по месту работы или учебы. Несмотря на мой возраст, в Коммунистическую партию вступить еще не смог. После убийства С.М. Кирова долгое время прием в партию был прекращен. Затем этому препятствовали мое нахождение в Испании в числе советских добровольцев – участников национально-революционной войны, весьма короткое пребывание в Москве, где я даже не состоял на учете в комсомольской организации, а билет находился в ГРУ, а затем мое пребывание вдали от Родины на разведывательной работе.

Учитывая все это, считая, что верно выполняю долг коммуниста, я решил направить в «Центр» еще одну шифровку. В этой шифровке я просил о моем приеме в ряды Коммунистической партии. Вскоре я получил ответ. Мне сообщили, что вопрос о моем приеме в партию будет решен после возвращения на Родину. Признаюсь, меня это огорчило. Я ведь тоже, как многие мои соотечественники, повседневно рисковал своей жизнью, и мне искренне хотелось, если будет суждено умереть во имя моей Родины на не совсем обычном участке работы, уйти из жизни с сознанием того, что я умираю коммунистом.

Невзирая на все, работа нашей резидентуры продолжалась. Все больше и больше требовалось времени и затрачиваемых сил на успешное выполнение обязанностей президента акционерного общества, директора-распорядителя «Симекско», расширялась и моя работа резидента.

Высокая оценка полученной через меня разведывательной информации от Хоро придавала силы и воодушевляла на дальнейшее выполнение того, что было связано с оказанным мне доверием при назначении резидентом нашей разведки в Бельгии.