Доехав до небольшого городка Блуденц, мы стали подниматься высоко в гору. Здесь в Альпах Паннвиц подвез нас к очень привлекательному охотничьему домику, и мы вошли в него. Быстро разместившись в этом особнячке, каждый занялся своим делом. Кемпа стала готовить ужин, Стлука устанавливал радиоаппаратуру, а Паннвиц и я внимательно еще раз просмотрели документы, которые предполагали доставить в Москву. К моему удивлению, среди них оказались и некоторые ранее не встречаемые мною, в том числе «доклад» советского разведчика Шувалова в адрес спецслужб гитлеровской Германии, подобранные материалы, характеризующие результаты расследования дела о покушении на Гитлера 20 июля 1944 г., и еще некоторые материалы о деятельности гестапо и самого Паннвица, в том числе и его удостоверение за подписью Гиммлера о назначении начальником отдела «А». К моему удивлению, оказался мой уругвайский паспорт, еще некоторые ранее изъятые при аресте гестапо документы. Меня обрадовало и то, что Паннвиц, по моей просьбе, сохранил «Бельгийский королевский вестник», в котором были помещены материалы о создании АО «Симекско», о моем избрании президентом этой акционерной компании и моем назначении директором-распорядителем фирмы. Были у нас и пустые бланки паспортов, и ряд других могущих пригодиться «Центру» материалов и документов. Я пообещал Паннвицу найти место для их сохранения при любых обстоятельствах.

Несколько подробнее считаю нужным остановиться на Стлуке. Я многое знал об австрийце, безумно любившем свою родину, вынужденном после оккупации Австрии служить радистом у немцев. Я знал и то, что он до того, как согласиться сотрудничать со мной, по заданию гестапо работал с немецким антифашистом, коммунистом, входившим в резидеитуру Ефремова (Паскаля) Иоганном Венцелсм.

Иоганна Венцеля я хорошо знал. По моей просьбе «Центр» установил с ним мою связь, и мне он помог установить прямую радиосвязь моей резидентуры с «Центром», а также хорошо подготовил Макарова (Хемница), для работы на радиопередатчике и приемнике. Полученная им подготовка в Москве оказалась недостаточной. Правда, следует иметь в виду и то, что, уже находясь за рубежом, он около двух лет не имел никакого отношения к работе по радиосвязи.

Иоганн Венцель (Профессор), был в 1942 г. арестован во время радиопередачи. Под влиянием Ефремова, уже давно сотрудничавшего с гестапо, он дал согласие участвовать в проводимой от его имени радиоигре «гестапо – "Центр"». Вскоре ему удалось бежать из гестапо, а поймать его так и не удалось.

Стлука был очень хорошего мнения о Профессоре и был в буквальном смысле этого слова счастлив, что ему удалось бежать и сохранить свободу. Дальнейшую судьбу этого человека он не знал. В то же время Стлука был уверен, что с Профессором он встретится в Москве. Ему очень хотелось видеть этого храброго человека, присоединившегося к антифашистам и делавшего очень много в борьбе с нацизмом на пользу своему народу. Продолжал он верно служить своему народу и даже после того, как попал в лапы гестапо. Он не выдал никого, а для этого создавал впечатление, что верно служит тем, кто его арестовал и мучил.

Роль Стлуки в особенности получила большое значение после того, как зондеркоманда покинула Париж. Как и раньше, он получал готовые шифровки и мог видеть в них только цифры, не зная, конечно, их содержания. Тем не менее, теперь направляемые в «Центр» шифровки подготавливались непосредственно мною, а Стлука был предупрежден, что опасность в их передаче может существовать для него так же, как и для меня. Ведь Берлин мог перехватить направляемые по радио шифровки и расшифровать. Я предупреждал и о том, что содержание шифровок не всегда известно Паннвицу. Были случаи, когда я, расшифровав ту или иную полученную Стлукой телеграмму из «Центра», показывал ему и переводил на немецкий язык. Так было и в том случае, когда мы наконец получили уже в Альпах заверения «Центра» о том, что завербованные мною немцы могут вполне рассчитывать на полную свою безопасность при прибытии в Москву.

Доверяя Стлуке больше, чем Паннвицу и даже Елене Кемпе, я дал указания ему вскоре после того, как мы выехали из Парижа, внимательно следить за ними. Эти указания я повторил еще раз, уже находясь в Альпах, в особенности с целью недопущения уничтожения чего-либо из приготовленных и отобранных нами архивных материалов.

Особенно мое доверие к Стлуке возросло после того, как он согласился передавать мои шифровки, зная, что они составлены без ведома Паннвица. Их передача была и для него большим риском.

В чем же в особенности проявилось мое доверие к Стлуке? Пообщав Паннвицу обеспечить сохранность приготовленных для «Центра» материалов, я вместе со Стлукой замуровал их в стенке в подвале охотничьего домика. Мы надежно упрятали и радиоаппаратуру.

Во все время пребывания в охотничьем домике нас не покидала тревога. Если сюда мы добрались вполне благополучно, то возникал вопрос, что будет с нами дальше. Поездка сюда была тоже напряженной. Мы знали, что этот район находится под усиленным надзором верных Гитлеру служб. Однако бояться нам было тоже нечего. Ведь у Паннвица были документы, подготовленные нами для доставки в Москву, а среди них были и подписанные Гиммлером, позволяющие Паннвицу и сопровождающим его людям свободно передвигаться но всем территориям, подвластным еще рейху.

Здесь в домике мы, казалось, тоже жили спокойно. Нам, вернее, Паннвицу удалось запастись продуктами на довольно долгое время, а кроме того, до занятия Блуденца союзниками Паннвиц иногда спускался вниз и пополнял наши запасы. Его появление в Блуденце помогало уточнять положение на фронтах. Уже до нас доходили слухи о том, что к Берлину приближаются советские войска, более точных сведений о Красной армии и ее успехах мы не получали. Напротив, мы уже знали, что союзники, передвигаясь с Запада, уже захватили Лейпциг, Штутгарт, Аугсбург, Бремен и другие города. Однако, видимо, посещения им этого городка на автомашине, поднимающейся высоко в гору, вызвали у местного населения некоторое подозрение. Это касалось, в первую очередь, тех, кто принадлежал к антифашистам. Возможно, мы недооценивали это обстоятельство, впоследствии создавшее опасность для нас.

Каждый раз, возвращаясь из Блуденца, Паннвиц проявлял некоторую нервозность. Он предупреждал, что бои приближаются к австрийской границе, а следовательно, к месту нашего нахождения. Это значило, что нас могут захватить в плен союзники. Он говорил всегда «ваши» союзники, подразумевая союзников Советского Союза по антигитлеровской коалиции. Это его пугало. Пугало еще и потому, что Директор не реагировал, по существу, на все наши предложения.

Нервозность Паннвица, его обычные мысли о грозящей именно ему опасности заставили меня задуматься. Я закрылся в одной из комнат и, буквально не выпуская изо рта сигарету, беспрерывно втягивая никотин, начал все обдумывать. И вот, наконец принял решение – я продумал вариант нашего захвата союзниками: Я майор Красной армии Виктор Михайлович Соколов, продолжи тельное время нахожусь на территории Германии, куда был заброшен командованием для того, чтобы оказывать содействие нашим военнопленным при их бегстве из немецких лагерей. При мне находятся три немецких антифашиста, которые оказывали помощь в моей нелегальной работе. Среди этих антифашистов имеется и одна женщина, оказавшаяся мне очень полезной. После того как для всех немцев становилось ясно, что близится конец этой кровопролитной войны, мы поняли, что усиливается преследование, розыск врагов. Именно поэтому из желания попасть как можно быстрее к союзникам мы укрылись здесь, в Австрийских Альпах.