Суроп хотел было заорать, но передумал, начал зализывать капельки крови. Мишна сплюнула, тихо сказала страшным голосом:

— Не слыхал, что бывает с насильниками? За ноги к берёзкам — и полёт к звёздам. Но, двумя кусками.

— Какое насилие? — перепугался Суроп, побледнев свекольными щеками, — Ты что, девка? Я ж так… пошутил. Опять же, вот… праздник, выпили…. У меня дома жена, детки…

— Узнает жена — прибьёт скалкой, — засмеялась вдруг Мишна. — Пропускай, давай в город!

— Ты мне тут не указывай! — окончательно взял в себя руки Суроп, — Предъяви имущество к досмотру! Что в сумке? Лихие травы? Фальшивое золото?

— Что? — изумилась Мишна. — Говорю же — погорелица я! Приедут купцы — подтвердят! Меня они узнают, видели как-то, давно, правда! Всё равно вы всё проверите!

— А что это такое? — Суроп, обиженный отказом, вытряхнул на стол содержимое холщовой сумы. Стукнуло о столешницу маленькое зеркальце из тонкой пластинки полированного металла, выкатилось огниво Коттина, из открывшейся берестяной коробочки выпал кровавой каплей драгоценный камушек — рубин из Горынычевой пещеры. Лапа стражника потянулась за драгоценностью, глазки масляно сощурились.

Но тут громыхнула дверь, чей-то голос властно спросил:

— Кто такая? Воровка?

В дверях стоял высокий красавец, в лисьем треухе, в красивом кафтане, придерживая рукой ножны, отделанные серебром.

— Откуда? Почему здесь?

— Гой еси… — с испуга, по-старинному прохрипел Суроп, но быстро выпрямился, стал в два раза шире, рукой грозно поправил усы и доложил, как положено, — Господин Литвин, слободские привели чужую.

— Ты мне тут не своевольничай! — кулак Литвина упёрся в красный нос не совсем трезвого стражника. — Ишь, развели кабак! Никогда такого не было, и вот опять! На это дело есть бояре и дружина! Есть вопросы?

— Вопросов нет! — проорал Суроп так громко, что в дверь испуганно просунулась голова Кмита, огляделась испуганно, тут же исчезла.

— Молодец! — засмеялся Литвин, понимая, что хотя он пока не боярин, но, как заместитель воеводы Чудеса, вполне может попинать нерадивых городских стражей.

— Великая Чудь! — ритуально завершил разборку довольный Суроп, понимающий, что дело близится к завершению. И, хотя, камешек не соизволил попасть в карман стражника, с дальнейшим перемещением его в Белозерское кружало, но подержаться за молодую девичью грудь пожилому отцу пятерых детей всё, же удалось.

— Великая… да. Чудь… хм, — наморщил лоб старший дружинник, закрыл глаза, задумался, но тут, же быстро повернулся, схватил девушку, сделавшую полшажка к дверям, за рукав.

— Мишна я, погорелица, — в третий раз стала повторять Мишна заученные слова. — Из деревни Гранёнки. Погорели мы!

— Так. Интересно. Гранёнки, значит, — мужчина повернулся к дверям, за которыми кто-то подслушивал. — Ну-ка, ты! Охранять ворота! Времена неспокойные! — Литвин подошёл к столу, налил из крынки остатки бражки, выпил кружку до дна — при этом рубин, лежащий на столе, перекочевал в ладонь старшего дружинника.

— Пойдём-ка, девица, сядем рядком, да поговорим ладком. Да не бойся ты! Вижу, что из лесу — значит не воровка!

В городе стояли такие же избы, как и в слободе, только крытые не соломой, а дранкой, щели меж брёвен темнели слежавшейся паклей — не лесным мхом. Кое-где виднелись огоньки — подгулявший народ ещё не улёгся спать, жгли лучину, кто богаче — сальные свечи, а то и восковые. В выяснившем небе стояла ущербная Луна, от её нестерпимого серебряного блеска снег искрился холодным неприветливым сиянием. Звёзды в чёрном небе смотрели равнодушно, не мигая — летом небесные огни бывали намного веселее, подмигивали людям и друг другу, постоянно играли в свои неведомые игры.

Литвин и Мишна прошли по большой утоптанной площадке, мимо пустых прилавков, запертых сараев и лавок, куч мусора, накиданного дневными покупателями.

— Майдан это наш, — зевнул старший дружинник. — Днём тут торжок.

На другом конце майдана темнел огромный дом, пьяная тётка Кика в своих неизвестно от кого услышанных рассказах называла такие строения детинцами. Уходящий в небо выше сосен, в целых три уровня, с окнами, блестящими листами слюды, переходами, пристройками, крытыми коридорами — от изумления Мишна даже остановилась, открыв рот, уставившись на это немыслимое произведение белозерских строителей.

— Ну, пошли уже. Что, не видала никогда? Точно, ты с лесу притащилась.

Мишна щёлкнула зубами, вернув челюсть на место, сделала шаг, взвизгнула — возле детинца, в тени огромного дома, стоял столб, на нём что-то страшно белело, стучало костяным стуком. Девушка пригляделась, шарахнулась — на толстой верёвке висел полу-скелет, белые волосы свисали паклей, тело было в отрепьях одежды, обклёванное воронами и галками.

— Воровка, пусть висит в назидание другим, пока не свалится. Тогда и выкинем за ограду.