— Ты знаешь Славуню? Ну конечно, знаешь, — улыбнулся бог. — Матушка, говоришь? Да, конечно, она уже матушка, здесь ты угадал.

— Откуда мне знать божественные истины, — продолжал я трепать языком. — Разве я совершил некое зло, ежели решил скушать эту великолепную стерлядь жареной, а не сырой, холодной и мокрой? Это истина человеческая!

— А язык у тебя подвешен знатно, — рассмеялся Агни, присаживаясь на камень. — Я тоже не люблю мокрое и холодное!

Бог наклонился к костру, сложенному из тонких высохших веточек, собранных на берегу ручья, и тихонько дунул. Костёр сразу же загорелся ярким пламенем, я побежал и приволок корягу, принесённую весенним половодьем. Когда древесина превратилась в багровые угли, по которым пробегали таинственные белые и голубые огоньки, я обжарил рыбу, затем немного остудил её, предложив самый лучший кусочек Агни.

— Я не нуждаюсь в пище людей, — отверг угощение бог. — Но в некоторых вещах я по-прежнему нуждаюсь.

— Ты всегда являешься, чтобы посмотреть, кто высекает искры?

— А ты зол на язык, — поморщился Агни, — Славуня моя жрица. К ней я могу являться по её зову.

— А, правда, что боги когда-то топтали пыль дорог, как и все люди?

— Да, я не всегда был богом. Когда-то, на заре времён, я принёс в Мидгард огонь, возлюбив ваше племя.

— Ты был титаном? — жадно спросил я, вспомнив сказки о великанах, когда-то населявших землю.

— Много эпох утекло с той поры, — ответил Агни, любуясь огнём заката. — На небе меньше звёзд, чем пролетело лет.

— Ты сказал, светлый, что голод тебе не ведом, но, азарт, страх, любовь?

— А ты хитрый! И гордый! И рыбу любишь! — засмеялся Агни. — Если не отстанешь — превращу тебя в кота!

— Не превратишь! Меня хватятся, а наша ведьма, Славуня — умная, она меня расколдует!

— Вот сейчас и превращу!

— Ну вот, азарт в тебе присутствует! — я рисковал, выводя бога из себя, но чувствовал, что дело здесь нечисто, что мнение жрицы для светлого бога было не пустым звуком.

— Азарт, говоришь? Да, страх у меня давно ушёл в небытие, но любовь и азарт остались. Эти чувства присущи всем богам. Любовь и её изнанка — ревность, творчество и его оборотная сторона — азарт.

— А ненависть?

— Спроси Бела. Он был светлым богом, но возненавидел мир Бела — белый свет.

— Спрошу при случае, — серьёзно ответил я, садясь на камень напротив бога.

— Тогда сыграем, раз ты угадал во мне азарт. Да, огонь не может остановиться сам, он, можно сказать, азартен. Его гасят водой, или лишают топлива, или пускают встречный пал.

С этими словами в руках Агни появилась глиняная кружка с двумя костями.

— Умеешь играть?

— Приходилось коротать время, — ответил я скромно.

— Моя белая, твоя чёрная! Играем на твой нож, — сказал Агни и затряс кружкой с костяшками.

— А если я выиграю?

— Он останется у тебя! — засмеялся бог, и я понял, что чувство мести и коварства тоже присуще высшему существу.

Агни перевернул кружку, кости клацнули о камень, бог медленно приподнял её. Я выиграл — один на пять.

— Играем на твой пояс!

— Да зачем тебе он?

— На память о забавном человечке!

В эту ночь мне страшно везло. Агни сначала вставал, потом вскакивал, заставлял трясти кружку меня, огненным вихрем метался вокруг угасающего костра. Удача отвернулась от бога.

Мы ставили на кон мой ремень, мои новые сапоги, мою шляпу из войлока, мой заплечный мешок — и каждый раз кости указывали волю небес — в мою пользу.

Наконец Агни решился сыграть серьёзно, он весь кипел, сквозь его кожу просвечивали всполохи огня, бушующего в его душе.

— Играем на совесть!

Я потряс кости, и выпало три-три.

— Ага! — заорал, словно помешанный, Агни. — Удача поворачивается в мою сторону!

— А что это значит? Я имею в виду, в данном конкретном случае, о, великий?

— Да, ерунда, — махнул рукой разгорячённый Агни. — В зависимости от обстоятельств, ты будешь жить, когда с совестью, когда без совести. Если вообще выживешь!

От этих слов я похолодел, несмотря на присутствие воплощённого Огня.