— Ее не надо было и соблазнять особо. Дроу вне рода падает ниже человеческих нищих. Нищим еще могут кинуть смеха ради монетку, поглядеть, как они драться будут. Своим изгоям — никогда. А она была изгой без рода. Представь, госпожа, дроу — в борделе.

— Слышала, что такое бывает — пожала плечами Галяэль, которая слышала нелепые слухи, что прихоти ради даже знатные поклонницы Ллос такое делают. Правда, как правило, на них клюют только пришлые идиоты, не понимающие чем эта забава для них кончится.

— Вот там и познакомились. Ну да двадцать лет назад я был помоложе и посимпатичнее. А ей и деваться кроме борделя было некуда — когда ее выгнали из Дома, отрезали большие пальцы на руках, чтоб не могла разбойничать или в наемницы податься. Очень хорошая была женщина. Ну да хорошие у местных дроу не в почете, тут в почете подлые, жестокие, свирепые и коварные. Чем мерзее — тем лучше для богини. Даже странно, что она себе выбрала символ паука. Решила видно себе польстить. Ей бы лучше бы символом взять кусачую щетинистую муху, самое то было бы — сказал толстяк, как плюнул.

— Пауки противные — возразила Экка.

— Да ну? Мало, значит, ты имела дела с мухами и комарами. Раз так говоришь. Хотя в пещерах у вас мухи не живут.

— К слову о пауках — раз ты не продал кинжал и тебе он не принес удачи — не хочешь ли его вернуть? В лапках у Экки он работал неплохо, глядишь, нам и опять пригодится — как бы без намека сказала илитиири.

— Да забирайте, только — демонское это оружие, смертным не стоит его в руках долго держать. Я его теперь ни за что в руки не возьму! Вон оно — под тряпками на сундуке лежит — махнул здоровой рукой трактирщик и поморщился от боли.

Галяэль не успела и слова сказать. а уже мелкая гоблинша в два скачка была у сундука с каким-то шмотьем и живо извлекла свой кинжал из ножен. Черно–полосатое змеящееся лезвие тускло и хищно блеснуло в полумраке комнаты. Гоблинша заплясала, размахивая гриссом, что показалось эльфийке смешным и немного озадачило. Танец этот был похож — ну так же как схожи стройная длинноногая эльфийка и коренастая кривоножка гоблинша — на Танец Лунного Меча.

— Эй, эй, осторожнее! Не то кого зацепишь кого! Яд в клинке злющий, я мэтра Тогумиана только слегка по руке поцарапал, а ему и царапины хватило — опасливо прикрикнул толстяк.

— Быстро умер? — с профессиональным интересом спросила Галяэль, наблюдая за танцем служанки со все более смешанным чувством. Хотелось одновременно и засмеяться, забавляясь комичным зрелищем и зло прикрикнуть, пресекая не то пародию, не то неуклюжее подражание.

— Он со своей саблей за мной вокруг стола гонялся. Свалился на третьем круге. Но я бежал непривычно быстро, правда и стол был большой — молвил толстяк.

— Хорошие у вас коллекционеры, что даже в доме с саблями ходят.

— Он из степного рода, у них с саблями и спать ложатся. Правда, сабли довольно маленькие, дарганские. Не доводилось видеть?

— Нет, я не разбираюсь в саблях. Ладно, когда твой сынок что-либо успеет узнать?

— Узнать — недолго. И не самое сложное узнать. Гораздо сложнее исправить ситуацию, выцарапать предназначенного в жертву крайне сложно.

— Охраняют серьезно? — понимающе кивнула эльфийка, которой было крайне досадно, что они так глупо вляпались.

— Более чем серьезно. Ллос считает таких уже своей добычей. А она жадная и ревнивая и страшно не любит, когда на ее собственность даже в мыслях покушаются. Но мы-то ведь не в мыслях будем покушаться? Тогда нам придется идти поперек воли богини, а это — куда как трудное дело — пояснил печально трактирщик.

Минуту эльфийка молчала, потом шикнула на шуршащую чем-то в углу Экку, просто так, на всякий случай, и задумчиво спросила тяжело дышащего пациента:

— Ллос не моя богиня. Я — жрица Эйлистири.

— Где сейчас Эйлистири! От ее храма камня на камне не осталось! (тут толстяк вдруг замолчал, видимо решив не говорить очевидные вещи вроде того, что богиня без храма — такая же нищая и бесправная беженка, как и Галяэль, потом перевел дух и продолжил как ни в чем ни бывало) — А без божественной помощи против Ллос соваться… Нам она не по зубам… Тем более тех, кто идет в жертву держат при ее святилище, куда попасть весьма не просто. Там — между нами говоря — и просто стражи полным — полно. И — увы — очень хорошо натасканной стражи. Для воинов дроу дежурство при тюрьме храма — честь. Высокая честь! Дальше-то их не пускают, только разве в виде очередного мяса на заклание.

Галяэль промолчала. Ей показалась, что статуэтка Эйлистири повеяла теплом, и словно бы в сумке мерно забилось живое сердце. Это было очень странное и незнакомое ощущение.

— То есть ты бы за это дело не взялся бы? — спросила она трактирщика.

— Не хотелось бы. Только деваться мне некуда — неожиданно заявил толстяк.

— Да? Это почему? — опередила с вопросом ушастая Экка.

— Хотя бы потому, что хочется выздороветь — не очень убедительно ответил раненый.

— Странно. Я уверена, что у тебя есть тут свои лекаря и шаманы. Или кто у людей лечит ранения и яды? — спросила эльфийка. Ответ пациента не внес ясности, а илитиири не любила иметь дело с теми, чьи намерения были ей непонятны. Разные пациенты встречаются, очень разные и эльфийский лозунг 'держи ухо востро!' не раз себя оправдывал.