— Я не знаю, — ответил Саша. — По-моему, он был и у вас?

— И я ему отказал так же, как профессор Китаев.

Друзья переглянулись: неужто Палька послал телеграмму сам? Это на него похоже. Ну и замотают же его теперь, беднягу!..

— Значит, не знаете? — продолжал Алферов. — И вы хотите, чтобы мы поверили! Три закадычных друга, один совершает подлог ради второго, никто не проверяет, не интересуется…

Саша поднялся с места.

— Ни в какой подлог я не верю. И без Светова разговаривать об этом не считаю возможным.

— И я тоже, — сказал Липатов. — Экой ты человек, Онуфриевич! С тобой натощак не сговоришься.

Алферов открыл дверь в отдел кадров.

— Прошу вас выйти через эту комнату.

Липатов сплюнул с досады. Когда они вышли из отдела кадров, Пальки в коридоре не было — Алферов поторопился ввести его к себе, не позволив друзьям встретиться.

— Товарищ Светов, кто подписал телеграмму за Китаева?

— Я, — улыбаясь и краснея, признался Палька. — Может, и нехорошо, но что было делать? И ведь Китаев потом хвастался, что выпросил у Лахтина отсрочку! Значит, правильно?

В дверях появился Саша Мордвинов.

— Василий Онуфриевич, дело идет о поступке, совершенном ради меня. Я требую, чтобы мне разрешили присутствовать.

— На парткоме! — сказал Алферов, вытесняя его в коридор. — На парткоме разрешим и выступать, и защищать, если сможете.

Мордвинов придерживал дверь, не давая закрыть ее.

— Чего ради вы начали этот допрос? Понимаете вы, что сейчас идет важнейший опыт? Что мы нужны там?

— А заступиться за троцкиста — время нашлось? Опыт не помешал?

Саша побледнел и перехватил руку Алферова, нажимавшую на дверь.

— Маркуша не троцкист, а наш товарищ, которого мы с вами рекомендовали в партию. Как вам не стыдно, Алферов!

У Алферова отвалилась нижняя губа.

— За телеграмму мы ответим, — продолжал Саша. — И оправдаемся большим делом, честью института. Пошли, Палька!

Палька не поднялся. Уйти вот так, ничего не решив? Маркуша ждет их, надеется на помощь, а помощи не будет. «Защищать троцкиста…» Черт знает что! Алферов затеет нудное дело, измотает всех — и это в то время, когда идет решающий опыт… Ведь газ получен! Газ! А помеха-беда подошла с совсем неожиданной стороны… Что тут придумать? И куда делся Липатов? Не мог Липатушка просто уйти, когда такое заварилось. Значит, он что-то придумывает, как-то выручит?..

И Липатушка выручил.

Грохот шагов по лестнице, потом по коридору заставил всех насторожиться. Наверху, в лаборатории, явно что-то произошло.

— Товарищи! Товарищи! — издали закричал Степа Сверчков. — Товарищи, газ пылает факелом! Приехал профессор Русаковский! Поздравляет с победой!

Все заспешили наверх. Из газоотводной трубки вырывался сильный и ровный язык пламени — голубой с желтовато-розовыми прослойками.

Профессор Русаковский читал протокол испытаний. Он приветствовал вошедших:

— Знаете, интереснейший получился опыт!

Троицкий подошел с протянутыми руками к Саше и Пальке.

— Поздравляю с успехом, талантливые вы ребята! И все по очереди пожимали руки Мордвинову, Светову, Липатову и друг другу. И Сонин пожимал. И Алферов.

— Надо позвонить в горком партии, вот Чубак обрадуется! — напомнил Липатов, невинно улыбаясь Алферову.

— Немедленно сам позвоню! — подхватил Сонин. — Покажите-ка мне анализы. И протокол. Где протокол? Попросим Олега Владимировича поставить и свою подпись.

— Подпишут все присутствующие, — добавил Алферов. Кто-то вспомнил:

— А Китаев? Где Китаев?

Студенты уже зубоскалили: сбежал, думал — взорвемся! А голубой факел горел и горел, отбрасывая на лица людей нежные отсветы.

Палька присел на подоконник, чувствуя себя и бесконечно усталым, и счастливым, и совершенно выбитым из привычной колеи. Этого часа он нетерпеливо ждал. Каким он оказался трудным, этот час!

По лаборатории прокатился смешок. Сперва тихий, приглушенный. Потом прорвался уже несдерживаемый смех. Хохотал Липатов. Заливисто, со вкусом смеялся Сонин. Смущенно хихикал Алферов…

Прижмурив глаза, профессор Китаев осторожно заглядывал в лабораторию — не взлетела ли она на воздух.

Теперь — в Москву! Скорей, скорей в Москву!

Оформляли проект. Попутно проводили опыт за опытом, отрабатывая отдельные проблемы — метод розжига, дутье, регулирование процесса. Так уж вышло, что главным советчиком оказался профессор Троицкий. Китаев как будто не обижался, частенько заходил поглядеть, что делает молодежь, был ласков и нотаций не читал. Друзья подозревали, что в минуту растерянности после взрыва Иван Иванович нажаловался в парткоме насчет телеграммы — и теперь ему стыдно. К счастью, Алферов и Сонин о злосчастной телеграмме не вспоминали. Протянув дней пять, Алферов даже согласился заверить показания, и, хотя показания не поспели к заседанию горкома, где подтвердили исключение Маркуши из партии, — Маркуша подал апелляцию и приложил к ней три важных свидетельства. Стоило ли поминать прошлое, когда нужно поскорее оформить проект и отвезти его в Москву?!