— Я вам очень благодарен за все, Иван Иванович. За все!

Китаев снял очки и заглянул Саше в глаза:

— Ценю, Сашенька, ценю. Нас, стариков, нынче не балуют. Но я не ищу благодарности, я хочу помочь. Тебе, Александр Васильевич, и вам всем, потому что искренне люблю и Светова, как бы взбалмошен он ни был, и Ивана Михайловича — как-никак все вы прошли через мои руки.

Объяснение явно затянулось. Саша оглядывался, высматривая, где Люба и не заскучала ли она без него.

— Конечно, молодая жена привлекательней старого профессора, — хихикнул Китаев и взял Сашу за рукав. — Скажу коротко. Мы должны поехать вместе. Мы должны разговаривать в Углегазе в качестве представителей института…

Саша старался не вникать в настоящий смысл этого предложения. Ему не хотелось вникать.

— Мы так и решили, Иван Иванович. Наш проект называется «Проект группы работников Института угля».

— …в качестве представителей нашего института, точнее — кафедры химии угля, — докончил Китаев и заискивающе улыбнулся Саше. — Пойми, дружок, здесь мы знаем и ценим вас. Но в столице ваша святая троица будет выглядеть недостаточно авторитетно — три юнца из провинции! А если на проекте будет стоять имя научного руководителя… если мы явимся вместе…

Сашу передернуло. Он вдруг ощутил холодную сырость, вползавшую из сада в открытую дверь.

— Иван Иванович! — с мольбой пробормотал он, еще надеясь, что Китаев опомнится и устыдится.

— Я и к Лахтину пошел бы с тобой, Александр Васильевич, — продолжал Китаев, придерживая Сашу за рукав. — В последнее время было много неприятных разговоров в связи с твоей отсрочкой. А если бы я сам повел тебя к академику, сомнения окончательно отпали бы…

Саша решительным движением высвободил рукав.

— Я не могу решать без товарищей, — сказал он, глядя в глаза Китаеву, — но мое личное мнение, Иван Иванович, я выскажу сейчас: вы не захотели работать с нами, когда мы вас просили. Вы отстранились. А в трудную минуту — даже отвернулись. Зачем же теперь… — Он вспомнил все, что связывало его с этим человеком, и с болью воскликнул: — Ну зачем вы так, Иван Иванович!

Китаев молча жевал губами.

Выделяясь светлым пятном на темной дорожке, от калитки шла Люба. Сейчас она подойдет к ним, и тяжелый разговор прервется…

Китаев потянулся к Саше и сказал отчетливым шепотом:

— А телеграмма-то была подложная. И о ней знают.

Саша отшатнулся. Он будто впервые увидел лицо Китаева — с брюзгливыми морщинами, с колючими глазками.

— Валерий Семенович ждет вас, — сквозь зубы напомнил Саша и крикнул в сторону калитки: — Липатушка! Помоги Ивану Ивановичу сесть в машину!

Друзья освободили молодоженов от дальнейших мучительных объяснений — к директору пошли без него. Сонин вызвал Алферова и обоих профессоров — Китаева и Троицкого. От имени авторов говорил Липатов — Палька уверял, что Липатов лучше всех умеет «ставить вопросы». И Липатов поставил вопрос ясно: есть три автора. Три автора считают, что участие профессора Троицкого и студентов-старшекурсников Сверчкова, Гармаша и Коротких дает им право подписать проект в качестве соавторов. А ехать должны те, кто знает весь проект в целом и потому лучше всех сумеет защитить его. Конечно, если поедет профессор Троицкий, будет хорошо и полезно.

— А я считаю… э-э-э… что вы справитесь сами, — сказал Троицкий и бросил молниеносный насмешливый взгляд в сторону поникшего Китаева. — Вы молоды, но… э-э-э… когда же и бороться за свою идею, как не в молодости?!

Палька наслаждался этой сценой, а Липатов следил за другими лицами и сказал без особой связи с происходящим:

— Я думаю, и городской комитет партии нас поддержит, если потребуется.

Алферов переводил взгляд с директора на Китаева, с Китаева на директора. Он знал деловую хватку Липатова и не хотел ссориться с ним. Не хотелось ему обижать и Китаева — им вместе работать. Как быть? С одной стороны, успех прославит институт, важно отстоять проект в Москве, для чего пригодится авторитет профессора. С другой стороны, три молодых питомца института, три коммуниста… тоже неплохо! Для обоих случаев сами собой слагаются превосходные формулировки… Какую же выбрать?

Сонин тоже посматривал на Алферова — бурчал-бурчал, все уши прожужжал разговорами о злополучной телеграмме, о ненадежности трех юнцов… чего ж теперь отмалчивается? А Липатов, чего доброго, обратится в горком… Чубаков его уважает как передового начальника участка… Э, будь что будет! Он безмятежно улыбнулся.

— Да о чем говорить, товарищи? Дорогу молодости — кто же возразит? Это прекрасно — молодежь творит! Молодежь дерзает! Зачем сковывать ее силы? Мы должны закалять ее, приучать к самостоятельности, так нас учит партия — верно, Василий Онуфриевич? Три подросших сокола вылетают из родимого гнезда. Крылья окрепли, а? Счастливого полета!

— Если подойти с этой точки зрения, — смиренно сказал Китаев, — я первый голосую за самостоятельность и свободный полет моих учеников. Откинем сердечную тревогу и желание поддержать их в полете. А если… если есть еще какие-либо, так сказать, соображения… Ну, это меня не касается.

— Конечно, — вполголоса подтвердил Палька.

Потом все завертелось — получали командировки, деньги, заказывали билеты, Липатов с боями добивался отпуска, Саша и Люба укладывали чемоданы…