— Нет! — подскакивая, перебил самый молодой из авторов. — Мы настаиваем! Категорически!

И с этой минуты заседание утратило всякое сходство с тем, первым заседанием. Благопристойная невозмутимость была взорвана напором молодых. «Мамонт» Бурмин поддержал их начальственным басом:

— Нехай обоснуют, что надумали, а там уже дело ваше.

Алымов подсел к Бурмину, что-то втолковывая ему энергичным шепотом, но Бурмин грохнул во всеуслышание:

— На то и созвали ученые головы, чтоб разобрались, а мы с вами тут не потянем.

Катенин видел, как радостно сверкнули глаза Стадника, как деликатно потупились профессора и как всех покоробило оттого, что младший из «вихрастых» открыто фыркнул.

— Что ж, послушаем доклад, — миролюбиво сказал Олесов. — Кто из вас будет говорить?

— Все трое, — ответил Мордвинов, не обращая внимания на поднявшийся ропот. — Я доложу физико-химическую часть, Липатов — горную, Светов — технологию и сбойку скважин.

— Целая конференция, — буркнул Граб и напомнил, что скоро уедет.

«Однако они держатся весьма самоуверенно, — думал Катенин. — Молодость? Или они знают что-то такое, что вселяет в них уверенность?..»

Члены комиссии переглядывались. Вадецкий состроил насмешливую гримасу, Колокольников предложил ограничить время. Но тут вмешался новый для Катенина человек — круглолицый, курносый, голубоглазый, типичный русак по внешности и по плавному, слегка протяжному говору:

— Вы послушайте и, честное слово, не пожалеете: проект весьма оригинален, товарищи!

Это был эксперт из Института азота, инженер Васильев.

Не успел Мордвинов начать доклад, как дверь распахнулась от толчка — совсем как в прошлый раз — и на пороге показалась массивная фигура академика, — только ввел его Русаковский. Лахтин от порога сказал высоким голоском:

— Виноват, незваным явился. Да вот высвободилось время, и решил заехать.

Смущенный Колокольников кинулся встречать академика. Здороваясь со знакомыми, профессор Русаковский через комнату обратился к Олесову:

— Извините за опоздание, Федор Гордеич просил заехать за ним.

— И почему мне проекта не прислали? — ворчал Лахтин. — То шлют и шлют всякие вариации, а то и позвать недосуг!

Колокольников бледнел и краснел попеременно. Он не сообщил академику о сегодняшнем заседании, сказав, что не стоит беспокоить старика по пустякам; на самом деле он боялся, что Лахтин захочет поддержать своего аспиранта. Теперь он не понимал, что произошло, — Мордвинов ли упросил своего шефа приехать? Или Рачко, непрошеный адвокат «вихрастых гениев», самовольно позвонил академику? Или Русаковский?..

Заседание возобновилось. Равнодушных уже не было, и все ощутимее делились собравшиеся на сторонников и противников проекта. Только Катенин не знал, с кем он. Смятение — вот что он чувствовал. И в этом смятении у него не было союзников.

То, что говорил Мордвинов, рисовалось Катенину совершенно несбыточным и простым до нелепости, до неприличия. Простое до неприличия решение откидывало все, что казалось несомненным и Катенину, и Арону, и большинству ученых, годами занимавшихся процессами газогенерации. Получалось так, что Катенин долго мучился, изобретал, находил сложные и остроумные решения подземного генератора, а потом пришли три вихрастых парня и сказали: «Ничего этого не нужно, чиркнем спичкой и получим газ! Зачем нам ваша механика, когда есть химия — царица наук!» Нет, и простота была не проста, вокруг нее роились сложнейшие проблемы, и Мордвинов докладывал о них, но выходило, что авторы все-таки одолели сложнейшие проблемы… Что же это такое? Господи, что это такое? Невежественный бред самоуверенных недоучек или то новое слово, что сразу перечеркивает привычные понятия?..

— Совершенная чепуха! — раздался рядом голос Арона.

— Чепуха? Ну конечно же чепуха!

Катенин помнил восторженный рассказ Феди Голь о появлении молодых химиков, будто бы нашедших способ избежать подземного труда. Он тогда же посмеялся над Федей — какая бы ни была химия, все знают, что уголь нужно дробить и шуровать, иначе равномерного горения не получится; но сердце его тоскливо сжалось — ведь Менделеев был химиком, вероятно, он мыслил будущую подземную газификацию как процесс, основанный на законах химии, а не механики… Узнав о предстоящем обсуждении диковинного проекта молодежи, Катенин примчался в Москву. Арон успокоил его — бред! Колокольников издевался — в двадцать два года кто не хочет перевернуть мир, но зачем на юношеские бредни тратить время стольких серьезных людей! Олесов сконфуженно объяснял — вмешалось начальство, находятся и сторонники, придется обсудить…

Вот они — сторонники: симпатичный инженер Васильев, солидный, уважаемый всеми профессор Русаковский… и академик Лахтин? Нет, не похоже. Седые брови Лахтина то и дело удивленно поднимаются, на морщинистом лице можно прочитать: да что они говорят? Да видано ли это?..

Непроницаемо холоден и величественно спокоен Граб. Нервно ежится и передергивает плечами Вадецкий. Катенин наблюдает за обоими с ненавистью — консультировали, вникали во все детали его проекта, а сами тишком разрабатывали свои «вариации»! И все-таки оба — крупные авторитеты. Их слово — весомое слово. И хорошо, что новый проект их не убедил. Сейчас они скажут что-то неопровержимое, и кончится смятение перед непонятной, дерзкой выдумкой этих юнцов, все станет на свои места, и опять самым главным и желанным будет предстоящее испытание принятого и одобренного метода Катенина…