— Бестужев-Рюмин? — сделал предположение граф Бабыщенко.

— А вы проницательны, граф. Я знаю, что вы поступили бы точно так же. Вот только у вас граф, увы, нет никаких шанцев.

— А у вас, князь?

— У меня, — князь Сухомлинов задумался на мгновение, — есть. — Офицер взглянул на фон Хаффмана и произнес: — Если вам, барон, удастся убедить Бестужева-Рюмина, что вы полезный для России человек, он сделает все. Вот если бы у князя Петра Федоровича была своя гвардия, — с задумчивостью выговорил он, — тогда все было бы намного проще, но, увы, государыня против этого. Она опасается, что если у князя Петра Федоровича будет своя армия, то он совершит то же самое, что несколько лет назад сделали гвардейцы для самой государыни.

Бабыщенко кивнул. Затем взглянул на барона, дескать, а я что вам говорил. Фон Хаффман промолчал, понимая, что его будущее зависит от множества обстоятельств. Все будет зависеть от расположения звезд, до сегодняшнего дня, в чем Игнат Севастьянович не сомневался, они был на его стороне. Ему казалось, что он видит улыбающееся лицо фортуны.

— Но для знакомства нужна веская причина, барон, а ни у меня, ни у вас ее нет.

— Есть, — проговорил Игнат Севастьянович. — Я сам искал встречи с Бестужевым.

Князь удивленно посмотрел на барона.

— Так оно и есть, — проговорил граф Бабыщенко, — у барона есть письмо к его сиятельству, но что за письмо, он не говорит.

— Письмо? — переспросил князь.

— Письмо, — подтвердил фон Хаффман.

По взгляду барона князь понял, что тот в присутствии графа не скажет, от кого оно и почему его нужно вручить именно Бестужеву. Фон Хаффман подмигнул своему дальнему родственнику и подлил водки в кубок. Вскоре графин опустел, и Бабыщенко ушел за вторым. Пока он отсутствовал, князь прошептал:

— Сейчас граф напьется, и мы с вами, барон, поговорим тет-а-тет. Раз уж вы опасаетесь говорить при нем.

Бабыщенко вернулся с полным графинчиком, и застолье продолжилось. Первым не выдержал граф. Последний кубок он даже не допил. Уснул. Князь аккуратненько положил его на лавку. Вышел, пошатываясь, из комнаты. Вернулся не один, а с Тихоном. Указал рукой на спящего графа и произнес:

— Поместите его куда-нибудь. Пусть проспится.

Трактирщик удивленно взглянул на князя. Тот усмехнулся и положил перед ним несколько монет.

— Все будет в лучшем виде, — проговорил Тихон. Монеты спрятал в карман на фартуке. Поднял с лавки графа и, придерживая, вывел из комнаты. Куда он его повел, ни барона, ни князя уже не интересовало.

— Теперь нам никто не помешает, — проговорил князь Сухомлинов. — Теперь можно спокойно поговорить. Итак, я хотел бы вам, барон, задать только один вопрос. Чье это письмо, Адольф, которое ты хочешь передать Бестужеву?

Неожиданно для Игната Севастьяновича перешел на «ты». Назвал барона по имени, давая таким образом понять, что фон Хаффман может быть с ним откровенен. Игнат Севастьянович понимал, что другого шанса встретиться с Бестужевым у него просто нет. Вот только все рассказывать князю Сухомлинову было нельзя. У Бестужева должен остаться интерес для знакомства с прусским офицером.

— Шифрованное письмо от французского короля к дипломатам. Вот только кто они такие, я не скажу.

— Не велика тайна, — проговорил князь, — секрет Полишинеля. Но бог с вами, не хотите говорить, не надо. Но все равно я должен сначала передать это письмо Бестужеву, а уж потом он, может быть, и согласится. Если получится, то встреча состоится, а если нет… — Князь замолчал, взглянул на барона: — Будем искать другой способ. Но мне нужно послание.

— Я отдам его вам завтра.

— Хорошо. Завтра, так завтра. Надеюсь, что вы не сами напишете послание, чтобы попытаться таким образом добиться аудиенции с его сиятельством?

— Нет, конечно.

— Я вам верю, барон. Ладно. Завтра на Невском проспекте. В том месте, где я чуть не вызвал вас на дуэль.

— Хорошо, князь.

Они еще немного посидели. Князь затребовал к себе трактирщика. Когда тот явился, рассчитался за обед и попросил перенести пьяненького графа в его карету. Трактирщик убежал выполнять его приказ, а сам князь, надев треуголку, протянул барону в знак дружбы руку и произнес:

— До завтра, господин барон.

Ушел. Хаффман доел оставшуюся селедку. Встал и, пошатываясь, направился в свою квартиру. На лестнице чуть не упал. Вспомнил историю, рассказанную Мюнхгаузеном, рассмеялся. У двери провозился с замком. Наконец справился и вошел внутрь. Долго стоял у окна, задумавшись. Затем достал спрятанное письмо. От этого послания зависела его судьба. Не выдержал и грохнулся спать.

Зато утром следующего дня ужасно болела голова. Пришлось Игнату Севастьяновичу звать Глашу и требовать рассолу. Какими были глаза девушки, когда она услышала, что желает постоялец. Сперва не поверила и подумала, что ослышалась. И лишь только потом, когда пруссак повторил свою просьбу, поняла, что тот был знаком с русским способом борьбы с похмельем. Убежала. Минут через пять принесла кувшин с рассолом. Протянула барону. Тот осушил его одним залпом, обтер рукавом усы и произнес:

— Хорошо.