И здесь же был для него готов пример противоположный: кантианцы Риккерт и Ласк. Здесь была именно «система», школа, историческая традиция, истолкование великих предшественников. Здесь была строгость логической мысли, ясность рациональной методологии, доведенная до виртуозного совершенства. Но эта логическая конструкция была при этом в глубинном смысле слова лишена предмета, выхода к живому существованию, она возводилась в пустоте или в дистиллированной воде отвлеченных категорий. Особенно показателен был в этом отношении Риккерт, для которого эта категорическая опора на систематическую рациональность была прямо-таки экзистенциальной точкой опоры. Сугубо рациональное мышление, даже если оно идеально соблюдает свои заповеди логической правильности и исторически-филологической точности истолкования традиции, теряло жизнь, грозило пересохнуть в дурной всеобщности. Будучи хорошо знаком с работами Гуссерля и его феноменологической школы, Ясперс здесь также находил (и умел ценить) дисциплину мышления, отчетливость прояснения предпосылок и условий, точность различения оттенков сознания, устремленность к самим вещам. Но какова продуктивность нового метода философии? Феноменолог нашел способ предметного видения того, что до него было недоступно, и «делал жест того, кто видит», - но видел то, что философски не представляло интереса. Здесь видели детали, но экзистенциальная существенность уходила из поля зрения. «Философия как строгая наука»? Это уже немного слишком. С этой претензией для Ясперса прекращалось все, чем поистине может быть философия как экзистенциально значимое знание.

Вступительная лекция Ясперса в Гейдельберге была посвящена вопросу «о границах психологии»; исходя из гипотезы о том, что психологической трактовке принципиально доступно все, в дальнейшем, еще ассистентом, он читал лекции о социальной и этнической психологии, психологии религии, этике и моральной психологии, о психологии миросозерцаний. Семинары были посвящены психологическому анализу Киркегора, Гегеля, Ницше. Курс о миросозерцаниях Ясперс (с 1916 года экстраординарный профессор философии) опубликовал под заглавием «Психология миросозерцаний» (1919). В этой книге, - которая, по словам автора, имеет смысл только для людей, начинающих удивляться, рефлектировать о себе, видеть проблематическое в жизни, начинающих переживать самое жизнь как иррациональную ответственность, - Ясперс представил своего рода психологическую философию миросозерцаний, основное внимание уделяя мотивации формирования различных типов миросозерцаний. Здесь впервые были обрисованы «пограничные ситуации» (смерть, страдание, вина), задана тема историчности существования. В пограничных ситуациях рациональное мышление терпит крах, и человек может, преодолевая скепсис и нигилизм, осознать себя как экзистенцию перед лицом трансцендентного. «Психология миросозерцаний» стала переходным этапом от психологии к философии; ее можно считать первым опытом «философии существования». В самом деле, под покровом психологии объявляла о себе новая философская позиция. На книгу откликнулся Риккерт в журнале «Логос» и - частным образом, но тоже обстоятельно - Мартин Хайдеггер (1921). Первый был критичен, иронично-сердит, чуток к пассажам, касающимся его и его школы, и уверен в собственном научно-философском превосходстве. Второй был солидарен с Ясперсом в замысле нового начала философии, но сурово критиковал методические средства его осуществления. Основная мысль: автор видит феномены существования ясно, как никто прежде него не видел, но избранный им метод «универсального рассмотрения» для анализа экзистенции не подходит. Ясперс прислушался к этой критике, согласился и вышел в новый путь; становилось ясно, что требуется методически начать сначала, выйти на новый уровень мышления. Этот путь вел к тому, что философ впоследствии назовет «просветлением экзистенции». Хайдеггер, говорил он, - единственный коллега, который знал, что именно мне не удалось». Философы в течение 1920-х годов неоднократно встречались, Хайдеггер иногда даже жил у Ясперса в доме. Впрочем, этому содружеству не сужден был долгий век.

С весны 1920 года Ясперс становится ординарным профессором философии в Гейдельберге, унаследовав кафедру Ганса Дриша. Таким образом, он стал равноправным коллегой Риккерта, - своего, по духу, решительного оппонента. Ему пришлось решать сложную задачу: утверждать за собой право на существование в науке рядом с самым значительным представителем «школьной» философии в тогдашней Германии. Поневоле приходилось сосредоточиться и углубить основания собственной мысли; новое начало методического философствования требовало систематической работы, для которой пришлось первое время отказаться от новых публикаций. Семинары по Канту,

Гегелю, Шеллингу и Киркегору, лекции по логике, этике и метафизике все были устремлены к одной цели, разработке связного философского миросозерцания. Как его назвать? Поначалу Ясперс говорил на занятиях об «анализе экзистенции» (термин, усвоенный впоследствии, например, В. Франклом), затем появился термин «философия экзистенции», «просветление экзистенции». С 1924 года Ясперс целенаправленно работал над книгой, которая, по его представлению, должна была охватить весь объем мышления в свете экзистенции. Готовые фрагменты книги философ с 1927 года посылал своему шурину Майеру, который был практикующим врачом в Берлине; Майер подвергал текст нелицеприятной критике и предлагал улучшения и поправки; впрочем, сам адресат настолько сжился с образом мысли этого философского труда, что думал исключительно на этой основе; сам Ясперс называл его своим «другом в субстанции философии». Разногласия возникли только много позже по поводу истолкования Ницше.

В начале 1930-х годов появились «Духовная ситуация эпохи» (1931) - анализ современности не в смысле реальной политики, а в смысле духовно-нравственных тенденций, - и трехтомный труд под простым заглавием «Философия» (1932), который сам философ называл своим «основным произведением» и который мы предлагаем вниманию читателя.

Приход к власти нацистов в 1933 году философ сначала не воспринял всерьез, как нечто невозможное, как «оперетту», как временный кошмар. Однако со временем политические события, и особенно «нацификация» университетов, показали, как он ошибался. Многие знакомые покинули страну. Хайдеггер, приняв новый режим, стал ректором во Фрайбурге, - с 1933 года бывшие друзья больше ни разу не встречались. Сам Ясперс, жена которого была еврейкой, официально считался врагом нацистского государства, однако первое время мог и печататься («Разум и экзистенция» (1935); «Ницше» (1936); «Декарт и философия» (1937); «Философия существования» (1938)), и преподавать (философ затрагивал при этом «подозрительные» для идеологов новой власти темы, подробно трактовал Спинозу), но по окончании летнего семестра 1937 года был отправлен на пенсию; публикации также были сначала ограничены, а с 1943 года совершенно запрещены. Гестапо арестовало домработницу философа, заменив ее усердной нацисткой и таким образом поставив под контроль домашнюю жизнь Ясперса. Философ всерьез думал о возможности эмиграции, на случай ареста держал наготове цианистый калий. И однако, работал, напряженно, пусть и не думая о читателях и публикации, - именно в это время он начал работу над первым томом «Философской логики» (увидевшей свет в 1947 году).

Практически сразу же после вступления войск союзников в Гейдельберг, в апреле 1945 года, Ясперс принимает участие в возрождении университетской жизни; летом он был избран первым сенатором университета. Работы предстояло немало - гейдельбергский университет был при фашистском режиме одним из самых идеологизированных. Ясперс надеялся на осуществление своей идеи университета как питомника аристократии духа в современных формах и смысле. Удалось немногое, но философ не настаивал: скорейшее открытие университета важнее идейных и методических разногласий.

В послевоенные годы Ясперс выступил в новом качестве: как политический публицист. Двойственность положения Германии, в которой историческое отечество казалось утраченным после 1933 года, но освобождение от нацизма восстановило в правах немецкий патриотизм и приверженность исторической традиции. Внутреннее духовно-нравственное устройство жизни, в котором подготовляется будущая политика и о котором он уже писал в 1931 году, - именно это, а не политические будни, должно быть в центре его внимания. Эпоха нацизма подлежит тотальному осуждению, - злой принцип не может приносить добрых плодов в частностях, - но внутренне дистанцировавшись от этой эпохи, мы не в силах уйти от своего прошлого. Но в какой мере и в каком смысле немцы виновны в этом своем прошлом? Морально ответственны лишь некоторые люди, причастные к подготовке или исполнению военных преступлений и преступлений против человечества, - но политическую ответственность несут все, кто пережил это время и остался жить, кто не участвовал в активном сопротивлении; все они - пассивно совиновны. Сознание этой вины должно стать поворотной точкой осмысления ценностей свободы, демократии, единства наций, идеи Европы, идеи Запада, мира как целого («Вопрос о вине» (1946)). В смысле этого «поворота», «духовно-политического обновления» Германии Ясперс учредил вместе с Альфредом Вебером и Вернером Крауссом журнал «Перемена (Die Wandlung)» (1946-1949), в котором участвовали Ханна Арендт, Мартин Бубер, Томас Манн, Бертольт Брехт, Жан-Поль Сартр, Альбер Камю. Призыв был почти не услышан; Ясперс заметил, что новая Германия под управлением американцев движется в некотором существенно ином направлении, чем он надеялся. Книгу о вине читали меньше, чем прежние работы философа. В 1948 году Ясперс переехал в Швейцарию, в Базель, где получил кафедру в университете. Немецкая пресса отреагировала резко и сердито: посыпались упреки в «предательстве» и «дезертирстве». Человека, обратившегося к нации от лица ее духовной элиты, подозревали в бегстве из нищей повседневности ради материально лучшей жизни.

Ясперс действительно устал от лихорадки послевоенного восстановления в Гейдельберге и в целом в Германии; он искал для себя «чудесного анахронизма» - «покой и свобода и ничего, кроме философствования»1.

В Базеле он до известной степени нашел эту возможность, благоприятные условия для спокойной работы. Университет, где он преподавал до лета 1961 года, имел богатую традицию гуманитарных наук, да и теперь здесь работали некоторые ученые с мировой известностью (например, богослов Карл Барт). Со временем сложился круг друзей и помощников; приезжали друзья и издалека (Эрнст Майер, Ханна Арендт).