Человек как возможная экзистенция - это философ (Der Mensch als m"ogliche Existenz ist Philosoph). Но что такое философ,-это, как и экзистенция, никогда не получает окончательной объективации. Быть философом - не какое-то специфическое призвание; философ не есть также некий ясно очерченный идеал, согласно которому человек мог бы формировать себя, чтобы стать им; бытие философа - это желание стать собой, создающее для себя простор, возможность и выражение в широте философствования (Philosoph zu sein, ist kein spezifischer Beruf; der Philosoph ist auch kein gestaltetes Ideal, nach dem der Mensch sich formen k"onnte, um es zu werden; das Sein des Philosophen ist das Selbstwerdenwollen, das in der Breite des Philosophierens sich Raum, M"oglichkeit und Ausdruck schafft). Философа нельзя созерцать в законченном образе. Историчные образы человека-философа имеют между собою один признак общего родства: они жили в освобождении от оков, привязывающих к объективным авторитетам или к миру как слепому стремлению к счастью и как промыслу заботы о существовании, независимо из собственной основы в призыве друг к другу, - общность самосущих умов.

Постичь можно только мир философа в его существовании и предварительные условия, заключающиеся в его субъективности. поскольку то, что есть, он не слышит ни в каком непосредственном откровении, то он должен вступить в мир, чтобы пережить опыт. Побуждаемый изначальной волей к знанию, он в ориентировании в мире обращается ко всему, что случается или что встречается ему. Методическое следование существу дела в науках он считает первым условием добросовестного мышления. Изыскания дают ему сознание того, что, и как, и в каких границах знают люди. Он овладевает познаниями, которые признает как всеобщезначимые; и образами и формами всякого рода действительности - природы, человека и его истории, - показывающими ему существование в наглядно внятной непосредственности. Не в одном только умственном рассмотрении, только в действии человек приближается к вещам и объективностям, - в экспериментирующем деянии -к предметам природы, в фактической деятельности - к человеку и обществу. Предметность (Sachlichkeit) деятельности, которая одна только дает мне ясное сознание того, что я делаю, приводит в согласие или к конфликтам, которые открывают мне, что есть действительно.

Если в ориентировании в мире человеку-философу становится доступен любой способ бытия объективности, то одно все-таки всегда остается в нем скрыто: он сам и другой, с которым он находится в коммуникации; они не растворяются без остатка ни в какой объективности. О своем собственном бытии он узнает в безусловности своей деятельности, в верности и в Едином. Нечто иное, нежели исследующее мышление, изощряет в нем чуткость совести к подлинному. Правдивость, которая идет дальше убедительно-правильного, но которая также впервые позволяет чисто и без софистики понять это правильное, становится его путеводительницей. Чувство, которым он различает честное и подлинное, сбиваясь с пути, а затем восстанавливаясь опять, вводит его в антиномии самой этой правдивости. Затем, при чтении шифрописи, он прикасается в историчной форме к самым глубоким основам.

И все же философ, поскольку он остается во временном существовании, даже и в трансцендировании не достигает цели. Как сам он не может быть с окончательностью ничем из того, что может быть универсализировано, - ни исключительно созерцательным, ни только активным, ни как-либо типом, - так не дано и никакого результата, как последнего результата. Его непрестанный импульс как желание стать целым (Ganzwerdenwollen) влечет вперед, ни на каком месте не находит продолжительного покоя, не хочет неудач, но вынужден испытать неудачу и может постичь умом ее необходимость. Желание стать целым удерживает его сущность открытой для действительностей и возможностей - все время, пока он живет.

Поскольку же человек как философ не находит никакой окончательной формы своего существования и понимает, что как существование во времени и не может найти ее, - ему, для защиты, нужно самообладание, чтобы он не потерялся в суматохе своих потрясений, и он обретает как действительность своей души ту гуманность (Humanitas), которая делает его готовым и открытым для другого, он видит опасность для себя в страсти, показывающей ему границу, через возможности темной основы.

Самообладание как защита от самого себя состоит как таковое в сдержанности жеста, в ограничении выражения условиями ситуации; оно не позволяет нам расточать себя произвольно избранной общественности, как и повседневности. Оно хранит дистанцию и различает вещи по их существенности, а людей - по их рангу. Оно способно всему дать должную меру. Оно есть постоянное торможение жизни, знающей свое достоинство, плотина на пути потока слепых движений души, претворяющая их в оформленную энергию. Оно - смелость и хладнокровие. Оно способно без фанатизма приниматься за конкретную задачу и быть вполне спокойным в отношении возможности неуспеха.

Гуманность (Humanitas) - это отзывчивость (Aufgeschlossensein): вставать на точку зрения каждого другого человека, прислушиваться к доводам, входить в разум самого дела и безгранично распространяться в идеях. Она противостоит софизмам, давлению движимой собственным интересом воли и разного рода случайным восприимчивостям. Она есть открытость, понимание, доступность и возможность. Ей присуще изначальное признание другого, рыцарственность в борьбе, воля к тому, чтобы не ставить другого в неудобное положение, любезность в обращении. Прозрачность - это самое ее существо; ее ясность и чистота лучится веселостью.

Страсть - это опасность прорваться, в непроясненной дикости, в совершенный хаос. Она есть то необузданное, что не становится и движителем для энергии дня, но стоит и грозит в глубине человеческой действительности. Она есть возможность, противящаяся порядку и существованию, бездна, которая не есть ничто. Она есть то, что разрывает коммуникацию; она разрушает то, что действительно.

Самообладание, будучи абсолютизировано, делает неподвижным и мертвым. Гуманность (Humanitas), будучи абсолютизирована, уклоняется от решений, и есть образованность как универсальный способ все знать и в рассмотрении со всем без хлопот разделываться. Страсть, будучи отпущена на свободу, заставляет человека разрушать себя самого и свой мир.

Только при опоре на экзистенцию самообладание, Humanitas и страсть остаются возможной истиной. Не само бытие человека как философа есть самообладание, но он усваивает себе самообладание и подчиняет его условиям, в отсутствие которых он рискует отказаться от него. Только на основе экзистенциальных решений Humanitas имеет теплоту и силу, создающие прочную основу, на которой стоит целая жизнь; оставаясь исполненной лишь исторично, а тем самым будучи и сама подвержена переменам, она как универсальный тип вполне пуста. Только как экзистенциальная возможность страсть не будет произвольной инстинктивностью.