По-прежнему скрестив руки на груди, Гитлер сурово смотрел вслед подчиненным, которые торопливо покидали комнату. Но едва он остался наедине с Борманом, его настроение резко изменилось. Рухнув в кресло, Гитлер раскинул руки в стороны и затрясся от хохота.

— Борман, вы видели их физиономии? Это как гонки: кто первый поймает англичанина… Ничто так не распаляет людей, как состязание. А знаете, кто, по-моему, выследит голубчиков?

— Грубер!

— Ну, нет! — Гитлер опять расхохотался. — Нет, это будет Гартман, — сказал он, немного успокоившись. — Да… хитрый абверовец кое-что знает… он даже дал этим болванам ключ к разгадке, но они оказались слишком тупы, чтобы им воспользоваться.

Поведение Гитлера снова изменилось. Лицо застыло. Он выпрямил спину и отрывисто спросил:

— А что вы тут околачиваетесь? Вас заждались внизу, Борман! Вы задерживаете их отъезд, а ведь они торопятся…

Толстенький коротышка Борман — в высоких сапогах у него был весьма карикатурный вид — поспешно засеменил по натертому паркету, но на пороге остановился.

— Мой фюрер, вы сказали, что Гартман дал им ключ к разгадке?

— Ну, да!.. Чемоданы, которые они оставили в камере хранения!.. Чемоданы, набитые дорогими женскими тряпками! Ладно, бегите!..

Гитлер прислушался к дробному стуку каблуков Бормана, сбегавшего вниз по винтовой лестнице, а потом расслабленно развалился в кресле и расплылся в улыбке.

Он проговорил тихо-тихо (ему хотелось проверить ее слух):

— Ева!.. Ладно, можешь зайти, маленькая шалунья! Они все отсюда убрались! Ты ведь опять подслушивала, да?

Было два часа ночи, когда транспортный самолет «Кондор», на борту которого летели Ягер, Шмидт и Гартман, приземлился неподалеку от Вены. На аэродроме их поджидала машина, чтобы отвезти за город. Борман был своеобразным человеком, но даже его враги — а к таковым относились почти все, за исключением фюрера — признавали его выдающиеся организаторские способности.

Шмидт сидел на переднем сиденье рядом с водителем, а Ягер и офицер абвера расположились на заднем. Всю долгую дорогу Гартман был погружен в раздумья. Его молчание раздражало полковника СС, который был общительным человеком.

— Как вы собираетесь справиться с этим невыполнимым заданием? — спросил Ягер.

— А куда вы сперва направитесь? — ответил вопросом на вопрос Гартман.

— В штаб СС, чтобы проконсультироваться с Каром. Можете присоединиться ко мне.

— А будет очень бестактно, если я попрошу вас подбросить меня до Западного вокзала? — спросил Гартман. — Наверно, чемоданы, которые они там оставили, до сих лежат в камере хранения?

— Наверно. Но что это вам даст?

— Я не знаю… пока не увижу их своими глазами, не могу сказать, — ответил Гартман.

— Да, не очень-то вы разговорчивы, — дружелюбно ухмыльнулся Ягер.

— Однако, разрешите заметить, — повернувшись к ним, добавил Шмидт, — майор видит всех насквозь…

Шмидт чувствовал симпатию к бывшему адвокату. Тактика Гартмана во многом напоминала его собственную: подобные действия Шмидт предпринимал, служа начальником дюссельдорфской полиции. С тех пор прошла, казалось, вечность…

Когда шофер подъехал к вокзалу, Гартман вышел из машины. Было ровно полтретьего. Явившись в камеру хранения, он достал бумагу, которую ему некогда выдал Борман. Она позволяла Гартману допрашивать кого угодно, независимо от занимаемой должности. «Таков приказ фюрера»…

— Я только что сдал дежурство, — сердито буркнул служащий.

— Это не важно: вот мои полномочия, — жестко возразил Гартман. — Это вы приняли багаж, на который потом СС наложило арест?

Да, это был он. И он заявил, что может описать пассажира, сдававшего чемоданы в камеру хранения. Попыхивая трубкой, Гартман молча слушал, как служащий описывает внешность шофера. Описание оказалось не очень вразумительным, но Гартман не сомневался, что человек в ливрее — Линдсей. Абверовец попросил разрешения взглянуть на чемоданы.

Он довольно долго перебирал вещи и аккуратно клал их на место: Гартман был от природы большим аккуратистом. В обоих чемоданах хранились женские дорожные туалеты. Вещи были изысканными и очень дорогими. Когда проворные пальцы абверовца добрались до каракулевой шубы и меховой шапки, он замер.

Каракулевая шуба и шапка… В подробном отчете о печальных событиях, разыгравшихся перед собором Божьей Матери, упоминался МУЖЧИНА, одетый таким образом. Именно «мужчина», ехавший на заднем сиденье «мерседеса», и затащил Линдсея в салон автомобиля. Все верно, кроме того, что это был не мужчина, а… женщина!..

— Вы что-нибудь обнаружили, майор?

Гартман поглядел через плечо и увидел за своей спиной Шмидта. Эсэсовец улыбнулся и, дружелюбно кивнув Гартману, продолжал:

— Ягер послал меня выяснить, чем вы занимаетесь. Но я на него не в обиде: мне самому интересно узнать…

— Баронесса Вертер, вернее, самозванка, выдавшая себя за баронессу, присутствовала при трагедии, разыгравшейся у собора Божьей Матери. Вот ее шуба и шапка… шапку она наверняка нахлобучила на лоб, поэтому никто и не разобрался, что это женщина! Теперь она бросила свою бутафорию. О чем это свидетельствует, Шмидт?