– Дать тебе воды, Соломон?

– Не надо! – решительно отказался тот. Как будто Кузякин предлагал ему чашу с цикутой.

– Так кто на тебя напал?

– Что? – непонимающе посмотрел на Кузякина Штейн.

– Ты вбежал с криками о том, что на тебя кто-то напал, – напомнил Игорь Петрович.

– Нет, – криво улыбнувшись, помахал рукой Соломон Юрьевич. – Я сказал, что она попыталась на меня напасть.

– Пусть так, – кивнул Игорь Петрович. – Кто это был?

– Кто? – как эхо повторил Штейн.

– Кто попытался на тебя напасть? – произнес Игорь Петрович, проявляя чудеса выдержки и самообладания.

– Грязь, – бросил Штейн.

– Кто? – не понял на этот раз Игорь Петрович.

Сергей тоже ничего не понимал, однако предпочитал помалкивать, дабы окончательно все не запутать.

– Так! – поднял руки с открытыми ладонями Соломон Юрьевич, будто призывая всех к вниманию. – Давайте обо всем по порядку. – Он аккуратно положил ладони на колени. – На меня попыталась напасть грязь из ямы.

Пауза. Непродолжительная, но выразительная.

– Из какой ямы?

– Из той самой, в которой автобус утонул. – Соломон Юрьевич кивнул на Сергея.

– За рулем находился не я, – на всякий случай уточнил Косарев.

– Что с грязью? – спросил Игорь Петрович.

– Она сошла с ума! – как будто с обидой всплеснул руками Соломон Юрьевич.

– По порядку, – напомнил ему Кузякин.

– Понял, – кивнул Соломон Юрьевич. – Значит, так. Сегодня я дежурил у провала…

Тут нужно сказать, что дежурство возле провала, в котором булькала горячая жидкая грязь, было заведено сразу после второго общего собрания граждан Тринадцатого микрорайона. Все светлое время суток у края провала должен был находиться один из жильцов, вооруженный большим полевым биноклем, который очень кстати нашелся у учителя природоведения Поперекина. Как правило, это был доброволец, кто-то не занятый на других работах. Смысл дежурства заключался в следующем. Во-первых, если вдруг – волшебное слово «вдруг»! – на другом конце грязевой ямы кто-то появится, дежурный должен будет подать ему знак. Для этого у него при себе имелся зеленый флажок и судейский свисток. Во-вторых, провал постоянно увеличивался. И это, естественно, не могло не настораживать. По счастью, пока он разрастался в сторону Большой земли. Но не было никаких гарантий, что не начнется и обратный процесс. В таком случае дежурному следовало немедленно бить тревогу. Так вот, услыхав о нападении грязи из ямы, Сергей с Игорем Петровичем одновременно подумали об одном и том же: Штейн стал свидетелем того, как провал начал пожирать территорию Тринадцатого микрорайона, и переполошился.

– Так вот, все началось в тот момент, когда я решил съесть кусок макаронной запеканки, оставшийся у меня после завтрака, – продолжал между тем Соломон Юрьевич. – Все дело в том, что у меня бывают проблемы с перевариванием мучной пищи, поэтому я стараюсь не есть ее сразу большими порциями. Съев всю макаронную запеканку сразу, я бы потом полдня…

– Мы все поняли про запеканку, Соломон, – перебил, не выдержав, Игорь Петрович. – И про твои желудочно-кишечные проблемы тоже. Давай, – он энергично крутанул ладонью, – переходи к делу.

– Так я о чем и говорю! – непонимающе вытаращился на него Соломон Юрьевич. – В столовой я съел только половину запеканки. А вторую взял с собой, завернув в пищевую фольгу.

Тут Кузякин понял, что лучше выслушать всю историю о макаронной запеканке, не перебивая рассказчика, иначе придется слушать ее еще раз, заново.

– Макаронную запеканку Мария Тимофеевна готовит отменную, – продолжал Штейн, – но съесть ее всю за один присест я просто не в состоянии. Не потому, что невкусно, а потому, что иначе у меня начнутся проблемы с желудочно-кишечным трактом. – Штейн приложил ладонь к животу, как будто призывая его в свидетели. – Прогуливаясь вдоль провала и то и дело поглядывая в бинокль на другую его сторону, я вдруг почувствовал желание съесть взятую с собой часть запеканки. Я достал ее из пакета, что был у меня с собой, развернул и начал есть. Фольгу же, в которую она была завернута, бросил в грязь. – Соломон Юрьевич настороженно посмотрел сначала на Кузякина, затем – на Сергея. И с подозрением спросил: – Вы внимательно следите за ходом моей истории?

– Да, конечно! – горячо заверили его оба.

– Так вот, я в одной руке держу запеканку, другой – кидаю фольгу в грязь. – Соломон Юрьевич постарался максимально достоверно изобразить, как именно это происходило. – И собственно, ничего особенного не ожидаю. Но тут-то оно как раз и происходит! Видите ли, друзья мои, я с детства отличаюсь исключительной наблюдательностью. Постоянно подмечаю всякие мелочи, на которые другие и внимания не обратили бы. А заметив, пытаюсь осмыслить причину происходящего! – Соломон Юрьевич многозначительно двинул бровями и поднял кверху указательный палец. – Так вот… – Штейн вдруг наморщил лоб, наклонил голову и пальцами потер морщины. – К чему это я?.. – растерянно посмотрел он на слушателей.

– Фольга, – напомнил Сергей.

– Грязь, – подсказал Игорь Петрович, – которая на тебя напала.

– Ах, ну да, конечно! – радостно заулыбался Соломон Юрьевич. – Как я только мог забыть? Так вот, фольга, которую я бросил в грязь, стала тонуть! То есть медленно погружаться в грязь! Согласитесь, подобное невозможно! Грязь хотя и жидкая, но все же гораздо плотнее воды. Обрывок фольги просто не может в ней утонуть! Чтобы получше рассмотреть происходящее, я присел на корточки и подался вперед. Прошу обратить внимание на то, что в левой руке, – Соломон Юрьевич поднял и продемонстрировал слушателям свою левую руку, – у меня все еще оставалась замечательная макаронная запеканка. Так вот, наклонившись вперед, я внимательно наблюдал за тем, как брошенный мною кусочек фольги медленно погружается в грязь. Вы можете мне не поверить, но создавалось впечатление, будто грязь засасывает фольгу. Как будто это было живое существо. Я имею в виду грязь. Нечто вроде гигантской амебы… Игорь Петрович, тебе не доводилось слышать или читать о чем-то подобном?

Кузякин отрицательно качнул головой.

Сергей же вспомнил, что совсем недавно читал о подобном живом существе – огромном, бесформенном и поедающем все, до чего было способно дотянуться, – в одном из номеров «Локуса», в рецензии на новую книгу какого-то малоизвестного автора. Но пока он решил об этом промолчать. Подумав, что если даже Соломон Юрьевич и почитывает втихаря фантастику, то все равно не признается в этом.

– И это все? – спросил несколько разочарованно Игорь Петрович.