Не дожидаясь возможности издать свои труды обычным образом, на что потребуется время, Крутень быстро выпускает их сам: «Фотолитотипография при Канцелярии», как означено на обложке, отпечатала на серой бумаге несколько брошюрок: «Командир 2-го авиационного отряда истребителей капитан Крутень. Кричащие нужды русской авиации», «Что думалось в Лондоне», «Тип аппарата истребителя», «Создание истребительных групп в России. Конспект», «Воздушный бой»…

Брошюрки немедленно расходятся по боевым частям. Это первый в России военно-теоретический труд по авиации, многие из его положений позднее помогут становлению советской истребительной школы, будут блестяще развиты в годы Великой Отечественной войны.

Боевая практика, доводы Крутеня сделали свое дело — с осени 1916 года появились на фронтах истребительные группы, объединившие несколько отрядов. Один из них возглавил капитан Крутень, продолжая по-прежнему лично участвовать в боях.

26 мая 1917 года, патрулируя над русскими позициями, Крутень обнаружил в облаках вражеский самолет и тут же его атаковал. Завязывается бой. Замотав противника каскадом фигур, летчик не только сумел подбить врага, но, верный своему принципу, заставил сесть на нашей территории. Приземлившись рядом и допросив пленного лейтенанта, он отправил его с пехотинцами в штаб. В это время появился над ними второй немецкий самолет. Немедленный взлет, снова бой, много сложнее и напряженнее первого. Встретились русский и немецкий асы…

Этого Крутень тоже подбил и принудил спуститься! Горючее на исходе, и капитан вынужден садиться вслед за немцем…

— Господин капитан! Господин капитан! — подбегает к нему молоденький пехотный прапорщик, наблюдавший со своими солдатами за обоими боями. — Вы немецкого майора победили! Ура!..

— Ура! — кричат подбежавшие за ним солдаты. — Качать героя!

— Тише, тише, черти! — смеется счастливый Крутень, взлетая на солдатских руках. — Убьете…

— Русское спасибо вам, ваше благородие, — бережно обнимая невысокого худощавого офицера, помогает ему встать пожилой бородатый солдат. — Кабы все так воевали… Храни вас бог… Увидев подходившего Крутеня, майор, лежавший рядом с покалеченным аэропланом, попытался встать…

— Лежите, лежите… — И Крутень склонился над раненым. — Вам сейчас помогут. Прапорщик, санитара!

— У нас нет санитара, господин капитан…

— Тогда немедленно перевяжите. Штаб близко, есть связь?

— Телефон.

Крутень быстро набросал записку.

— Передайте, чтобы срочно радировали на аэродром в Денисовку.

В радиограмме, полученной от командира авиагруппы, содержалась просьба выслать в указанный им район самолет «вуазен» с баллоном горючего и «мандолину» — так назывался хвостовой костыль «Ньюпора-XXIII». Он сломался при посадке. Была еще просьба о присылке фельдшера. Случилось так, что доставить просимое поручили тому самому летчику Брагину, который был обязан Крутеню жизнью.

— Пока санитар оказывал помощь, — вспоминал потом Брагин, — мы с Крутенем произвели ремонт самолета. Сдав раненых немецких летчиков в ближайшую воинскую часть, я вылетел на свой аэродром, а капитан Крутень — в расположение своей истребительной группы.

Спустя буквально несколько дней, 4 июня 1917 года, на том же самом «ньюпоре» Крутень садился подле Тарнополя на вынужденную посадку — в воздушном бою кончился бензин. Нелепая случайность и… «Возвращаясь с боевого полета, — говорилось в приказе по Юго-Западному фронту, — разбился насмерть один из самых доблестных и отважных наших летчиков — капитан Крутень…» «После великого Нестерова, — писали газеты, — он был наиболее видным из боевых летчиков. Погибшему Крутеню шел всего лишь двадцать седьмой год… Для характеристики отважного авиатора достаточно указать, что в одну последнюю неделю им было сбито три немецких самолета».

Его и наш современник, старейший русский летчик Константин Константинович Арцеулов, так вспоминал своего фронтового товарища: «Очень скромный в быту, Крутень вел спартанский образ жизни, весь уклад которой был приноровлен к развитию летных способностей. Все свободное время Евграф Николаевич проводил на аэродроме, наблюдая полеты других, и пользовался каждым случаем полетать на самолетах разных типов.

В неполетные часы Евграф Николаевич садился за работу по обобщению боевой деятельности русской авиации на фронте…»

В память об этом выдающемся летчике выбита медаль: юное волевое лицо, слегка заломлена набок фуражка, скромная фронтовая гимнастерка — «Евграф Николаевич Крутень. 1890–1917». Я назвал Арцеулова, вот уж кто подлинный рыцарь русского неба, варварски отлученный от него в сталинские времена. О нем написано много, я лишь хочу напомнить, как этот победитель штопора пришел в авиацию, как начинал. Отчисленный по состоянию здоровья из Морского корпуса, сын потомственного моряка, внук художника Айвазовского, юный Костя Арцеулов строит планеры, пытается поступить в Академю художеств, но как только в Петербурге открывается авиационный завод Щетинина, поступает туда рабочим. На заводе строили опытные самолеты «Россия-А» и «Россия-Б». Самолет «Россия-Б» оказался не очень удачным, и Щетинин отдал его желающим научиться летать. Пожелали двое: Арцеулов, Шарский. Но учить их некому. Стали потихоньку рулить, присматриваться к аппарату. «Однажды зимой, — писал Арцеулов, — я рулил по дорожке между сугробами на большой скорости. Вдруг я почувствовал, что самолет разворачивается. Инстинктивно потянул ручку на себя, самолет оторвался от земли и, к большой радости, я увидел, что лечу. После этого я отдал ручку, зацепился за снег колесами и скапотировал. К счастью, и я, и самолет остались целы». Так, в 1910 году — первый нечаянный полет. Опыты продолжались.