Шрифт:
— Ну, это конечно! — рассмеялся Селиванов. — А заминка ещё и в том, что шалаш-то для вас уже приготовлен, но свойства и расположение его опять же приходится оговаривать с госпожой Звонковой, а вы её натуру знаете… У Лоси же есть серьезные пожелания по поводу мебели.
— Три дня, — повторил Куропёлкин. — И не более…
220
А пока Куропёлкин объедался.
Цыганок не хватало с разноцветьем юбок и лент. Хотя присутствие цыган потребовало бы хлопания пробок, брызг шампанского и скатертей для залития их вином. Но, как было объявлено Куропёлкиным, шампанского он терпеть не мог, и, стало быть, цыганки в его застольях могли лишь мешать ему поглощать острые южные супы и мясные блюда с запахами мангалов и раскалённых углями решёток барбекю. Снова было отказано в приёме японских и прочих морепродуктов, потому как, по убеждению организма Куропёлкина, употреблять тихоокеанские деликатесы можно было только в припортовых ресторанах. Путешествия в тысячи километров способны были сделать морепродукты гадостью или отравой.
«А Баборыба — речной продукт?» — влетело вдруг в голову Куропёлкину.
Сейчас же это соображение было отогнано Куропёлкиным. И отлетело в сторону Сингапура.
А Куропёлкин отодвинул от себя блюдо с люля-кебабами. Есть расхотелось.
Всё же он нагреб ложкой из упаковки с буквами «СССР» в никелированную чашку порцию двухцветного пломбира и, будто мальчиком из детсада, пригоговорённым проглатывать манную кашу и понуждая себя к подвигу, съел лучшее в мире мороженое, запивая его пепси-колой.
И пепси, и кола были для него врагами, химической ядовитой дрянью, после употребления которой требовалось долго отмывать стаканы и чашки, но эти пепси и колы пунктов контракта не нарушали. А Куропёлкин постановил: в пределах владений госпожи Звонковой соответствовать теперь каждой букве и каждой запятой контракта.
— Но, может, какие другие напитки? — спросила Дуняша. — К мороженому подошли бы коньяк и херес.
— Я не пьющий, — просветил Дуняшу Куропёлкин. — А горячий шоколад здесь не готовят.
— На кухне нет составляющих для шоколада Лиотара, — сказала Дуняша.
— Напрасно, — сказал Куропёлкин. — Монтесуме утренние вливания шоколада помогали царствовать в государстве ацтеков.
— Вы знакомы с Монтесумой? — спросила Дуняша.
— Не успел познакомиться, — сказал Куропёлкин. — Не вышло. Не удалось добраться до его страны.
— Не надоело ли вам, Евгений Макарович, играть в Шахерезада? — спросила Дуняша.
Куропёлкин растерялся. Замолчал.
— Хорошо, — сказал Куропёлкин, — вы хотели что-то от меня узнать?
— Не только я…
— Что касается вас, — сказал Куропёлкин, — то я должен вас огорчить. Никаких общений с интересующим вас человеком у меня пока не было. А что занимает вашу госпожу…
— Может, мою, а может, и ещё чью-то…
— Но мне её нынешние заботы не слишком хорошо известны…
— Ну, если вы не дошли до каких-то пониманий Нины Аркадьевны, — сказала Дуняша, — то и не надо вам знать о её заботах. Единственно сообщу, что она велела снабжать вас книгами, какие пожелаете прочитать…
— Греческие мифы! — выпалил Куропёлкин. — И пьесу Шоу «Пигмалион» в любом переводе. Для саморазвития.
— Не думаю, что ваша заявка, — сказала Дуняша, — обрадует Нину Аркадьевну.
— Меня это не волнует, — заявил Куропёлкин. — А волнует вот что. Кормите вы меня вкусно и, видимо, кухне в ущерб. Прошу сохранить все чеки на услуги вашего ресторана. Я оплачу их до копейки.
— У вас штанов-то приличных нет! — рассмеялась Дуняша.
Куропёлкин смутился.
Дуняша продолжала смеяться.
— Вы, Евгений Макарович, уверены, что ваша Баборыба посчитает, будто ей полагается пребывать в купальниках, а её бойфренду — в плавках. Думаю, вы ошибаетесь. Лося уже увлеклась гламурными журналами, слов не понимает, но картинки рассматривает, и её уже тянет в светскую жизнь. Так что заводите хотя бы хорошие штаны.
— Заведу, — сказал Куропёлкин.
— На какие шиши? — спросила Дуняша.
— На те, которые мне не платит ваша хозяйка.
— Моя хозяйка! — возмутилась Дуняша. — Ну и дурень вы, Евгений Макарович. И ничего-то вы не понимаете!
— Уже слышал, — угрюмо сказал Куропёлкин.
221
А ему на другой день доставили два тома «Мифов народов мира» и четвёртый том из собрания сочинений Бернарда Шоу. И к ним в придачу отчего-то «Книгу о вкусной и здоровой пище». Чтение пьесы Куропёлкин решил отложить. Стал искать в «Мифах» историю Пигмалиона. Сведения о том были умятые в несколько строк и довольно скудные по смыслам. Ну, был Пигмалион царём Кипра (о том, что на Кипре можно было устроить офшорное изобилие беспечным, но всемогущим богам Олимпа, даже смышлёному Гермесу, покровителю воров, плутов и торговцев, и в голову не приходило). Зато на острове процветало множество красивых, торгующих телом женщин. Пигмалион по причине застенчивости и благородного воспитания этих женщин чурался, жил одиноко и в томлениях натуры. Из-за этих томлений он сотворил из слоновой кости прекрасный скульптурный образ. А потом упросил вышедшую из местных пен Афродиту вдохнуть в костяную девушку, Галатею, жизнь. По одной из версий чудесной сказки, та вдохнула в создание скульптора не только человеческие свойства с нежным телом, с кровообращением и прочим, но и свою натуру, придав ему собственные линии и черты лица. Одно дело — игрушка из слоновой кости, другое — живая плоть. Видимо, в те дни Афродите царь Кипра был более чем симпатичен.