Шрифт:
Она долго лежит без сна, ожидая, когда же её друг из гардероба придёт разделить с ней ложе. Но, так и не дождавшись, под утро засыпает.
Ей снится эротический сон.
Первое апреля октября
На площадке, мимо которой опаздывал на работу Родин, мальчишки гоняли в футбол. Гоняли, то и дело оскальзываясь на мокрых листьях, иногда валясь на жирную и влажную осеннюю землю. С утра пораньше. И охота же им!
Всё кончилось бы не так, как кончилось, если бы мяч не ударил Родина в спину. Грязный мяч. В чистую куртку.
Он рассерженно повернулся, готовясь высказать шпане всё, что думает по этому поводу.
Мяч лежал у ног. Знакомый до ужаса. Те же серые глаза на грязном опухшем лице, те же белокурые волосы и глубокие залысины. Родинка на лбу.
«Кто бы это мог быть?» — напряг память Родин.
— Дядь, а дядь, пните мячик! — крикнул один из пацанов.
Другой добавил:
— Пожалуйста.
«Похоже на Сорокина, — думал Родин. — Да нет, Сорокин — лысый».
Он присел, повернул мяч, брезгливо стёр со щеки грязь.
«Киреев! Конечно же Киреев, как я сразу не узнал… Хотя… Нет, не Киреев».
— Дядь, а дядь, пните мячик!
И тут до него дошло.
«Это же я! Ну точно».
Отошёл к прижавшейся у бордюра машине, заглянул в зеркальце.
Да, так и есть.
Вернулся, приладил голову на место, наспех умыл побитое лицо в пропахшей осенним утром луже.
— Опаздываешь, Дёмин! — пожурил главный, встретившись Родину в коридоре. — Две минуты десятого уже.
— Полторы, — поправил он. И тут же, заглаживая дерзость: — Извините, Вилен Маркович, больше не повторится.
«Какого чёрта он назвал меня Дёминым? Кто такой этот Дёмин? Что-то не помню я в отделе такой фамилии. Это не Пашка ли из отдела кадров?.. Ну и ладно, хоть не мне опоздание засчитает».
— Привет, Витёк, — Верка из планового чмокнула губами в воздухе, плюнув в него воздушным поцелуем. — Ой, ну и видок у тебя!
«Витёк?.. — подумал он, машинально уворачиваясь от плевка. — Ты чего это, голуба! Какой ещё Витёк».
Поцелуй пролетел мимо щеки, шлёпнулся в стену неаккуратным потёком лиловой помады. Пожилая уборщица Шапошникова выматерилась сквозь сухо поджатые губы и поковыляла стирать кляксу.
В отделе тускло отражала свет лысина главбуха Сорокина. Из-за монитора выглянула сонная Татьяна.
— О! Ты чего к нам, Витюш? А с моськой что?
— Витюха слоновье ухо, — рассмеялся собственной глупости Киреев.
Под неприязненно-вопросительным взглядом главбуха Родин прошёл к своему столу, уселся на привычный стул.
— Ты чего, Витюш? — выпучилась на него Танька.
— Это Родина стол, — пробубнил главбух.
— А я кто? — поинтересовался он в надежде, что коллеги помогут определиться с личностью.
— Хе-хе, — Киреев многозначительно покрутил пальцем у виска.
— Чего отмечали вчера, Витюш? — улыбнулась Танька.
— Вы, товарищ Дёмин, шли бы к себе, не отвлекали коллектив, — строго посоветовал Сорокин. — Нам работать надо, — и бросил суровый взгляд на Татьяну.
Та с небрежной грацией спряталась за монитором, неспешно застучала клавишами. Сиротливо склонился над горящим отчётом Киреев.
По всему выходило, что Родин всё же чужуюголову нацепил.
Он поднялся, подошёл к зеркалу, висящему между столами. Посмотрелся.
Странно. Это было еголицо, однозначно.
Присмотрелся получше, разбирая знакомые морщины, прыщик, родинку.
Его, его лицо, чего они…
Дошло: «Розыгрыш! Первоапрельский».
«Хм… Октябрь месяц на дворе, однако… Но у дураков всегда первоапрель».
По кабинету потянуло гарью.
Киреев вскочил, принялся хлопать ладонями по тлеющему толстому гроссбуху, чертыхаясь.
— Горим, — покачал головой Сорокин. — Работнички… Говорил же вам, товарищ Киреев, займитесь отчётом! Ещё два дня назад сказал. А вы всё «не горит», «не горит, успеем»… Вот вам и не горит! Ещё как горит! А вместе с ним горит ваша премия. И Родина заодно. Взяли моду опаздывать.