Мы все одновременно посмотрели на старца Евлампия и дядю Витю.

– У меня давно чешутся руки набить им морды, – тихо произнес Дмитрий.

– Пошли, – ответил продюсер и первым тронулся к двум типам в белых рубахах.

Драка была яростной и беспощадной. Старец и безобидный алкоголик дядя Витя (каким я его помнила) владели приемами какой-то борьбы, но Дмитрия и продюсера переполняла ярость. Они мстили за убитых товарищей, именно убитых, поскольку никто из нас не мог считать случившееся самоубийствами. С чего бы это молодым, здоровым, успешным мужикам вдруг кончать с собой? С какой стати? Ну мало ли, что оказались на острове? Жизнь-то продолжается! Выберемся мы отсюда как-нибудь! И эти в белых рубахах тут не будут жить вечно! Должен за ними кто-то прибыть. На корабле, вертолете, гидроплане. На чем угодно! Не может тут быть запасов еды на неопределенный период времени! Здесь даже огорода нет. Значит, огурцы откуда-то привозят – даже если бананы и апельсины собирают на острове. И хлебные лепешки должны печь здесь! Значит, нужна мука.

Дмитрию удалось довольно быстро вырубить дядю Витю. Или повезло? Когда я очнулась от размышлений, финансист уже тащил его к воде, подхватив под мышки. Ноги мужчины в белой рубахе волочились по земле.

– Что вы хотите с ним делать? – крикнула я.

– Топить.

– Но…

– Чем меньше их останется, тем безопаснее для нас.

Я в утоплении не участвовала. Не могла. Разъяренный Дмитрий все сделал сам. Я отвернулась. Я не могла на это смотреть.

– А допросить? – тихо спросила я, когда он вышел из воды и приблизился ко мне.

– Второго допросим. Володя как раз привел его в нужное состояние.

Меня удивляло, что на шум драки никто не прибежал. Не мог третий тип в белой рубахе его не услышать. Или решил, что его дружки сами справятся? Или не хотел оставлять без присмотра девчонок?

А ведь на девчонок тоже как-то воздействовали… Но сейчас не это было главной проблемой. И вообще девчонки были живы, и их вроде бы никто убивать не собирался.

– Ну, что скажешь, старец? – спросил Дмитрий у Евлампия, которого продюсер держал за бороду. – Что здесь у вас за лавочка?

– Мне кажется, что борода накладная, – вдруг сказал продюсер и предложил оттащить Евлампия к воде.

Тот попытался сопротивляться, но Дмитрий с Володей-Виссарионом ему еще разок хорошенько врезали. Далее процессом руководил продюсер, который в накладных бородах явно разбирался лучше нас с Дмитрием. Держали Евлампия мы с финансистом, а продюсер бороду смачивал, дергал – и оторвал. Потом пришел черед седой шевелюры, которая тоже отделилась (отделение сопровождалось воплем «старца»), и перед нашим взором предстал очень симпатичный мужик лет тридцати с коротким ежиком темных волос.

– Так… – произнес Дмитрий. – Катя, мы сейчас с него рубаху снимем, а ты ее разорви на веревки, ну или как получится, чтобы связать этого гада.

– Она – молодая девушка и… – открыл рот гад.

– Не бойся: я ничего нового не увижу, – ответила я.

Правда, рубаха оказалась из довольно плотного материала, и рвать ее мне помог продюсер. Мы связали «старцу» руки и повели его к нашему домику. Дмитрий, похоже, забыл про блондинку. Правда, допросить Евлампия (или кто он там) было важнее, чем беспокоиться о благополучии девицы, от которой нам не было никакой помощи. В любом случае своя рубашка ближе к телу. Дмитрию нужно было в первую очередь спасать себя. Если он вырвется отсюда, то найдет еще целый полк таких блондинок. Они в очередь к нему выстроятся! И адвоката нового найдет, и помощников. И Володе-Виссариону нужно было в первую очередь спасать себя, а не «Вишенок». Если он вырвется отсюда, то наберет еще не одну девчоночью группу, и на кастинг к известному продюсеру придут сотни, если не тысячи девчонок!

И мне тоже нужно было спасать себя. Как я уже говорила, мне вообще не на кого рассчитывать в этой жизни. Я одна. И жизнь научила меня полагаться только на себя. Мы вместе с этими мужчинами, пока можем быть друг другу полезны, пока можем друг другу помочь. А если встанет выбор «он/она или я», то каждый из нас выберет себя. И я это прекрасно понимала. Может, если мы все втроем выберемся отсюда, мы станем друзьями по жизни, несмотря на разный вид дельности и разницу в возрасте. Но было нужно еще выбраться.

Мадемуазель вернулась в четыре утра. Одна. Вася услышал, как она пробирается к своим соотечественникам, правда, легла отдельно – так, что ее от мужчин отделяло какое-то пространство. Один француз попытался что-то спросить у женщины, но она только отмахнулась. Вася решил не лезть с вопросами. Еще успеет. И вначале нужно послушать саму мадемуазель.

Казалось, что женщина мгновенно заснула. Так устала? Или просто лежит без сил, измотанная и физически и морально? Интересно, что ей сказали? И что она ответила?

Кроме мадемуазель, подолгу отсутствовали и другие заложники. Из ангара всю ночь кого-то выводили, кого-то приводили. Криков с улицы не доносилось. В ангаре тоже никто не кричал и не рыдал, правда, храпели.

Вася все-таки заснул и проснулся только от громких приказов, которые от двери на английском языке отдавал какой-то араб. Пассажиров опять собирались выводить для отправления естественных надобностей. Какие заботливые террористы!

Первая группа долго не возвращалась. Остававшиеся в ангаре пассажиры уже начали беспокоиться. Но никаких выстрелов с улицы не доносилось. Хотя ведь могли и ножичком пырнуть… Вася считал, что пассажиров допрашивают, выясняя, сколько с кого можно поиметь.