— Все, больше ничего не говори! — она зажала мне рот маленькой, но жесткой ладошкой. На ее лице был неподдельный благоговейный ужас. — Есть слова, которые нельзя произносить вслух, Ронхул! — строго сказала она.

— Почему? — удивился я, отдирая ее лапку от своих губ: все это основательно меня заинтриговало. — Не бойся, я больше не буду произносить это слово. Оно мне приснилось после того, как я удрал от Таонкрахта, а Урги не позволили мне задержаться у них подольше…

— Тебе снятся такие сны! — завистливо протянула она. — Впрочем, тебе проще: ты же демон… Вот оно как бывает!

— Может быть, ты расскажешь мне, что означает это таинственное слово, которое ты не позволяешь мне произносить вслух? А кстати, почему? Что, оно действует как заклинание?

— Конечно, — невозмутимо подтвердила Альвианта. — А почему ты спрашиваешь, Ронхул Маггот? Ты же и без меня все знаешь: это имя ветра, незримого и неосязаемого — до поры до времени. Он вращает колесо каждой человеческой судьбы и вообще управляет всем Миром, хотя почти никто не ощущает его дуновения на своем лице… Но неужели ты думаешь, будто я могу знать, что это такое? Я же говорила тебе, что прочитала совсем мало книг… Хотя я не думаю, что есть книги, из которых можно узнать о таких вещах!

— Всякие бывают книги, — пробормотал я, проваливаясь в сон.

Когда я проснулся, все три солнышка заглядывали в окно спальни, моя одежда лежала на ковре, аккуратно сложенная — я сам точно не мог этого сделать! Под стопкой одежды обнаружилось драгоценное одеяло, подарок Урга. Альвианты нигде не было.

«Хорошее дело! Как же я отсюда выберусь?» — растерянно подумал я.

Оделся, вышел в коридор, сразу же обнаружил лестницу, ведущую вниз, и спустился на первый этаж замка. Там я, разумеется, сразу же заблудился. Я дошел до того, что попытался расспросить слуг. Они застенчиво ухмылялись и молча пятились куда-то в полумрак, в точности, как Таонкрахтова дворня.

Проплутав с четверть часа, я неожиданно оказался перед дверью, которая вела во двор. Я обрадовался так, словно выбрался из знаменитого Лабиринта, вышел на свежий воздух и тут же зажмурился от яркого солнечного света. А потом осторожно открыл глаза и увидел Альвианту. Она шла мне навстречу с ослепительной улыбкой и высоко поднятой головой, в кольчуге и плаще, и я сразу понял, что душераздирающих прощальных сцен не будет.

— Я как раз оделась, чтобы проводить тебя до Тропы, — сухо сказала Альвианта. — Я же обещала… И еще я велела маме собрать тебе еду в дорогу. А то хорош ты будешь: демон, шныряющий по кустам в поисках спелых ягод! И не бойся, мама не стала класть туда яд. Я уже проверила: дала по кусочку от каждого блюда своим слугам, и они по-прежнему живы и здоровы, я даже слегка разочарована… Впрочем, все это пустяки, Ронхул. Ты готов идти? Пошли!

По дороге мы молчали. Я все надеялся придумать какую-нибудь фразу, которая могла бы исправить положение. Разумеется, моя затея была заранее обречена на провал: слова — это всего лишь слова, и обычно они ничего не меняют. Вообще ничегошеньки.

— Слушай, а может быть, ты просто отправишься вместе со мной?

Эта фраза вырвалась почти помимо моей воли. Я и сам не ожидал, что сделаю ей такое дурацкое предложение. Я не нуждался в спутниках, даже в одной-единственной спутнице, мужественной, очаровательной, темпераментной и забавной, как нескладный пушистый щенок. И, потом, я заранее был уверен, что никуда она со мной не пойдет: если уж Мэсэн, которому, на мой взгляд, терять было практически нечего, кроме десятка дерьмоедов в сарае, наотрез отказался от занятий пешим туризмом на скоростной трассе…

Надо отдать должное Альвианте: прежде чем отказаться, она молчала секунд десять — взвешивала все «за» и «против», я полагаю.

— Спасибо, Ронхул, — наконец сказала она. — Мне показалось, что ты говорил очень искренне, и мне будет приятно вспоминать о твоем предложении, когда я стану седой беззубой старухой. Вот, дескать, когда была я молода и прекрасна, приходил в наши края демон, увидел меня и остался так доволен увиденным, что позвал меня за собой… Но я не могу пойти с тобой. Мне очень хочется, можешь поверить, но это совершенно невозможно!

— Почему? — печально спросил я. — Впрочем, я и сам догадываюсь: сейчас ты скажешь мне, что не можешь бросить свой замок, отвоеванный в честной борьбе у родственников, своих идиотов-слуг и даже свою мамочку ты не можешь бросить, потому что она без тебя пропадет…

— Именно так и есть, — спокойно согласилась Альвианта. — Все это — мое достояние, и я не могу его бросить ради неизвестно чего. На тебя нельзя положиться, Ронхул. Ты как-нибудь да разыщешь, что тебе нужно, а потом исчезнешь — ты же говорил мне, что больше всего на свете хочешь исчезнуть! — и я все равно останусь одна, только не за оградой собственного замка, а где-нибудь в диких землях… А потом, когда мне удастся вернуться домой — если еще удастся! — я наверняка обнаружу, что в Хапс Дюэльвайн Гаммо хозяйничает мой хитрющий дядя Бикантномьен и мои хоты давным-давно приведены им к присяге, а мама побирается на большой дороге или квасит умалу для лесных разбойников… И все это только ради того, чтобы провести еще несколько дней с тобой? Извини, Ронхул Маггот, ты хорош, но не настолько!

— Разумеется, я не настолько хорош, — согласился я. — Никаких возражений!

Я хотел было сказать Альвианте, что бросать ее драгоценное «все» следует вовсе не ради меня, а ради «неизвестно чего», потому что неизвестность — это такая специальная, единственная и неповторимая штука, во имя которой человек вполне может отказаться от чего угодно, в том числе и от фамильного замка, по которому бродят толпы сбрендивших слуг, — если он настолько удачлив, что ему однажды выпадет такой шанс… Но я вовремя прикусил язык: кто я такой, чтобы лезть к этой милой женщине со своей дурацкой философией?! Во-первых, ей и без того невесело, а во-вторых, она уже все для себя решила!