Николай Дмитриевич подпирал притолоку своей высокой нескладной фигурой и смотрел то на Митю, то на радиоприемник.

— Долго ты еще будешь возиться с ним? — кивнул в сторону приемника. — Послушать бы сводки Совинформбюро.

— Батарей и катушек нет! — неожиданно для себя пожаловался Митя.

— А ты не обратил внимание на трансформаторную будку возле кинотеатра?

Белесые Митины брови полезли вверх: «Вот это мысль!»

И Митя пошел на разведку. У входной двери кинотеатра увидел дощечку: «Только для немецких солдат и офицеров». Озорная мысль вдруг пришла Мите в голову, написать бы. «Только для злых псов». Он даже посмотрел вокруг, но с противоположной стороны улицы шла женщина, мимо нее с шумом пронеслась легковая немецкая машина, спугнув с акаций шустрых воробьев. Митя вовремя раздумал: «Зачем рисковать? Ведь пользы от этого никакой, а схватят — и поминай как звали».

Будка не привлекала внимания ни солдат, ни жителей. Чтобы ночью ничто не застигло врасплох, Митя все высмотрел и запомнил подходы к ней.

Еле дождался густой темноты. Пробирался к будке не улицами, а через дворы: посидит у забора в чьем-то дворе и снова карабкается через другой забор. В одном из дворов на него напала собака. Еле успел унести ноги. Упал в чей-то огород. Наконец спрыгнул с последнего забора.

Митя знал, что патрулей здесь нет. Сняли, как только закончился сеанс. Но осторожность не помешает. Выждав немного, он медленно пополз, прислушиваясь. Единственная подслеповатая лампочка у кинотеатра тускло освещала небольшой круг. До будки свет не доставал.

Осторожно открыл Митя дверь будки и влез в нее. Минуты две приходил в себя, а потом начал работать: разобрал металлический сердечник, взял из него три катушки — это все, что здесь можно было взять, и так же осторожно выбрался из будки.

Хотя рискованное ночное путешествие и увенчалось успехом, но деталей для радиоприемника по-прежнему не хватало. Нужны батареи! Теперь уже без подсказки Дмитрий сообразил сам, что ему надо пойти к разрушенному радиоузлу на Колхозной улице и покопаться там. Авось что-нибудь найдет в груде развалин.

Митя попросил у матери корзину и отправился добывать детали. Почти весь день ворочал кирпичи, извлекая из-под них то, что могло пригодиться для дальнейшей работы.

Уцелевшие две стены скрывали парнишку от посторонних глаз.

— Вот они! — прошептал Митя и счастливо улыбнулся.

Нашел батареи БАС-80. Лизнул одну, другую. Нет, не годны батареи. Такая досада взяла. Сидел над ними и раздумывал: «Взять или не взять? Взять. Дома переконструирую». Осторожно сложил находку в корзину, прикрыл тряпкой и, озираясь, выбрался на улицу. В людных местах нарочно размахивал корзиной, чтобы показать, что она пуста. Фашисты, ведь они какие?! Поселяются в чужих домах, как в собственных, и им, грабителям, ничего не стоит заглянуть в чужую корзинку, как в свою.

Опять в кладовой закипела работа. Дмитрий поставил на табурет фарфоровые стаканчики (запасы мирных дней), положил в каждый из них цинк, влил солевой раствор в графитовые мешочки, и получился элемент, который дает ток напряжением в 1,2 вольта.

Митя сколачивал коробку. Стук привлек внимание Олимпиады Ивановны. Она протиснулась в кладовку, наглухо закрыла за собой дверь и молча уставилась на сына.

Митя перестал стучать, ожидая, что скажет мать. Ее взгляд не предвещал ничего доброго.

— Выбрось все это и подальше. Слышишь, выбрось!

— Мама, да ты что? У меня же скоро будет готов радиоприемник. Разве ты не хочешь узнать, где наши? Узнать правду о войне? Может, и про отца что-нибудь услышим.

Митя на мгновение забыл обо всем: в памяти воскрес отец, такой добрый и ласковый. Когда Митька был поменьше, то все хвастал перед товарищами: шапки и фуражки они носят те, что шьют его отец и мать в артели. А когда началась война и отец ушел на фронт, Дмитрий все прислушивался к сводкам Совинформбюро: может, отец сделал что-то такое героическое, что о нем сообщат в сводке.

Олимпиада Ивановна больше ничего не сказала сыну, только, выходя из кладовки, попросила:

— Ты хоть стучи потише!

Митя зачесал пятерней льняные непокорные кудри и снова принялся за дело. В коробку поставил все стаканчики, соединил, а дальше опять дело застопорилось. Надо было спаять кое-какие детали, а он не умел паять.

— Дядя Коля, — обратился к нему вечером Митя, — когда чините машинки, вы кое-что паяете. А мне поможете?

— Помогу.

И помог. Даже антенну вместе установили на чердаке, не выводя ее на крышу.

В первый вечер, когда приемник был совсем-совсем готов, Митя залил батареи раствором соли, и лампы загорелись. И Митины глаза тоже загорелись: победа! Пусть маленькая, но победа!

Была ночь. Все в доме спали, лишь Николай Дмитриевич да Митя упорно искали Москву. Нашли! Москва! 1Наша Москва!

На оживший приемник смотрели серьезные, немигающие глаза Ростокина и ошалелые от радости — Митины. Сводку Совинформбюро они в этот день не записывали, а слушали, глотали, как после сказал дядя Коля, боясь пропустить хоть слово. Зато на вторую ночь записывали по очереди. Листки с записью сводки Николай Дмитриевич аккуратно сложил и, зажав их в руке, вышел из кладовки.