– Если он пожелает. Только не уверен, что ему будет легко у нас.

Черчилль открыл дверь и пропустил Робин. Она вышла наружу и, не колеблясь, взяла пуму за ошейник.

– Спускайтесь, Сарвант, – позвал Черчилль. – Еще не пришло время бросать христиан ко львам на растерзание.

Сарвант неохотно спустился со столба.

– Мне, разумеется, следовало не трогаться с места. Но все произошло так неожиданно. Я меньше всего ожидал этого.

– Вас никто не осуждает за то, что вы спасались, как могли, приободрил его Черчилль. – Я бы поступил точно так же. Горного Льва нельзя не уважать.

– Подождите немного, – произнесла Робин. – Я должна пойти за поводком для Алисы.

Она погладила голову львицы и пощекотала, хотя издаваемые ею звуки напоминали, скорее, шум отдаленной грозы. Затем, по команде хозяйки, она последовала за нею в дом.

– Все в порядке, Сарвант, – сказал Черчилль. – Почему вы улизнули из-за стола? Неужели вам непонятно, что этим вы могли нанести смертельную обиду нашим хозяевам? К счастью, Витроу на меня не сердится. А вот из-за вас этот лучший взор Фортуны за все время нашего пребывания в Ди-Си мог от нас отвернуться.

Сарвант сердито посмотрел на Черчилля.

– Неужели вы хоть на миг допускаете, что я должен был спокойно переносить описания совокупления с женой?

– Полагаю, что в данное время и в данной стране в этом нет ничего предосудительного, – спокойно заметил Черчилль. – Эти люди, ну, как это сказать, люди вполне земные. Им по нраву хорошая возня в постели, им нравится рассказывать об этом.

– Боже праведный, да ведь вы их защищаете!

– Сарвант, что-то я вас никак не пойму. Вы сотни раз сталкивались с обычаями гораздо более отталкивающими, совершенно омерзительными, когда мы были на Виксе. Но я никогда не замечал, чтобы вы отворачивались.

– То было совсем иное. Виксиане не были людьми.

– Они были гуманоидами. Нет, Сарвант, нельзя осуждать этих людей, исходя их наших этических норм.

– Вы хотите сказать, что получили удовольствие от анекдотов об его постельных радостях?

– Мне, разумеется, было не совсем по себе, когда он рассказывал о зачатии Робин. Но, полагаю, только из-за того, что сама Робин присутствовала при этом. Однако это нисколько ее не смущало – она смеялась вместе со всеми.

– Эти люди – выродки! Нет кары на их головы!

– А мне всегда казалось, что вы противник всякого насилия.

– Да? – Сарвант запнулся в недоумении. Затем произнес тихо: – Вы правы. Я поддался ненависти, хотя мне следовало бы возлюбить. Но ведь я только человек. И тем не менее, даже такой язычник, как вы, абсолютно прав, упрекая меня в том, что я заговорил о каре.

– Витроу предложил вам вернуться.

Сарвант покачал головой.

– У меня не хватит духа на это. Один бог знает, что может случиться, если я проведу там хотя бы одну ночь. Я бы не удивился даже, если бы он предложил мне свою жену.

Черчилль рассмеялся.

– Я так не думаю. Ведь Витроу не эскимос. Вы, что, думаете, если эти люди развязны в разговоре, так у них нет определенного кодекса сексуального поведения? Да он у них может быть даже более строгим, чем во времена королевы Виктории. Что вы намерены делать дальше?

– Я хочу подыскать какую-нибудь гостиницу и заночевать в ней. А вы?

– Робин, похоже, собирается взять меня в город. Ночевать буду здесь. От такой возможности не хочется отказываться. Такой человек, как Витроу, мог бы нам помочь занять приличное положением в Ди-Си. Во многих отношениях Вашингтон мало изменился – здесь во все времена неплохо иметь хорошую «руку».

Сарвант поднял руку в знак прощания. Лицо его было серьезным.

– Да поможет вам Бог, – прошептал он и шагнул в темноту улицы.

Из-за угла показалась Робин, держа в одной руке поводок, а в другой – большую кожаную сумку. Было ясно, что она была занята не только подготовкой львицы. И хотя единственным источником света была луна, от Черчилля не ускользнуло, что девушка переоделась и наложила свежую косметику, а также сменила сандалии на туфли с высокими каблуками.

– А куда делся ваш друг?

– Ушел куда-то, где можно переночевать.

– Вот и хорошо! Мне он не понравился. И я опасалась показаться грубой, не пригласив его с нами.

– Не представляю себе, что вы можете быть грубой. Не стоит из-за него расстраиваться. По-моему, ему нравится страдать. Так куда мы идем?

– Что-то меня уже не тянет на концерт, не люблю долго сидеть на одном месте. Можно пойти в парк, там много всяких развлечений. А в ваше время как было?

– Было по-всякому. Интересно, как изменились за эти годы развлечения? Но вообще-то, мне все равно куда идти. Лишь бы с вами.