Шрифт:
— Спасибо.
— И ещё: ты в шахматы играешь ли?
— При чём тут шахматы? Играю, и не только в шахматы — в нарды ещё.
— Не слыхал о таких. Научишь меня в шахматы играть?
— Тебе-то зачем, Семён Афанасьевич?
Князь немного смутился:
— Царь-то, Алексей Михайлович, к игре этой пристрастился. Говорят — из Индии игра. А кто хорошо играет, к себе приглашает, беседы за игрой ведёт.
— Ага, так ты хочешь через игру к самодержцу приблизиться?
— Навроде того. Так научишь?
— Времени много уйдёт.
— А мы так сделаем. Я тебе два рубля серебром, а ты меня за это игре научишь.
— Ты и мёртвого уговоришь, князь. Согласен. Сами-то шахматы у тебя есть?
— Заказал уже. Не хуже царских будут — фигуры из рыбьего зуба выточат.
«Рыбьим зубом» называли моржовые клыки.
— Договорились, — Никита поднялся с лавки.
— Степана когда подсылать?
— Завтра с утра. Боюсь — опередят меня.
— Эка беда! В Москве домов полно, всегда купить можно. Кто-то разорился — дом продаёт, другой возвысился — дом по чину, получше, побогаче присматривает.
— Я бы этот хотел, — не стал раскрывать свою тайну Никита.
— Будет тебе Степан. А за чай спасибо, удружил. Я им завтра Ордын-Нащокина угощу. А то он после чаепития у царя плевался. Говорит — как отвар сена налили, пусть холопы сами его пьют. А потому как никто в Москве заварить его не может, окромя немцев из Кукуевой слободы. То-то я ему нос утру! Удружил ты мне!
Князь достал калиту и отсыпал Никите два рубля серебром.
— Смотри насчёт шахмат, договорились.
— Я слово всегда держу.
На том они и разошлись, премного довольные друг другом. Семен Афанасьевич хотел назавтра утереть нос Ордын-Нащокину, угостив его правильно заваренным чаем, а о шахматах молчать пока, пусть сюрприз будет. Да и Никиту сам Господь ему вовремя подставил. Ордын-Нащокин за обучение этой игре немцу пять рублей серебром отдал, а Никита его за два рубля научит. И молчать Семён Афанасьевич будет, ни одному боярину не проболтается. Иначе очередь к Никите выстроится, каждый к царю поближе быть хочет. А вот накося-выкуси!
Князь состроил кукиш и ухмыльнулся. И откуда у Никиты такие знания? Лечит лучше иноземцев — те только кровь пускать умеют, в игры играет разные. Где он всему этому научился?
Мысленно князь похвалил себя за то, что привёз Никиту в Москву. Полезный он человек, ещё не раз пригодиться может, и кто знает, какие таланты у него ещё есть?
А Никита был доволен тем, что и деньги нашёл, и долг отдавать не надо. В шахматы научить играть — не мешки таскать. Если голова на плечах у игрока есть — успехи будут.
Степан оказался дотошным и знающим. Уже утром они заявились в дом вдовы Пантелеевой, представились покупателями и попросили разрешения осмотреть дом.
У Марии Матвеевны глаза были припухшие, заплаканные.
— Делайте, что хотите! — она безучастно махнула рукой.
Степан сразу полез осматривать чердак. Никита стал осматривать дом, и в трапезной столкнулся с Любавой. Глаза её от удивления широко распахнулись: она явно узнала Никиту, но потом отвела взгляд, отвернулась. Наверное, не так она представляла себе встречу с ним.
А через час прибежал купец Куракин:
— Мне сказали, что покупатели дом смотрят? Рад видеть вас. За долги дом на продажу выставляю. Дом хороший, крепкий, четырнадцать рублёв за него всего и прошу, — затараторил он.
Был купец вертляв, худ сложением.
В это время подошёл Степан, закончивший осматривать подвал. Одежда его была в пыли, с головного убора свисала зацепленная в подвале паутина.
— Ты, что ли, продавец будешь? — прогудел он.
— Он самый, — выпятил грудь Куракин.
— На потолке одна балка плохая — жук-древоточец поел, в дальнем углу фундамент подмокает. Ну и по мелочи: в горнице доски на полу рассохлись, печь в поварне дымит, перекладывать надо. Красная цена дому — десять рублей.
Услышав цену, купец подскочил:
— Да ты что, деревенщина! Где твои глаза? Крыша медными листами крыта, только она одна на рубль с алтыном тянет.
— Крыша хороша, не спорю — мастер делал. А остальное?
Завязался спор. Никита послушал его некоторое время, потом выложил на стол монеты и сложил их столбиком. Вид денег на продавца всегда действует почти магически.