Мы подошли к машине. Центральный замок в машине был, и открывался он с пульта, а не ключом, хотя сейчас уже и центральные замки, и даже сигнализацию на «уазики» ставят, и этим никого не удивишь. Только пульт обычно бывает вместе с сигнализацией, а центральные замки срабатывают после простого поворачивания ключа в замке дверцы водителя.

Капитан Ставров распахнул передо мной дверцу, показывая водительское сиденье. Садиться в машину я, конечно, не стал, хотя оглядел салон, сунув за дверцу голову. Задних сидений в «уазике» не было, а решетка, отгораживающая передние сиденья от багажного отделения, впечатляла. Решетка была самодельная, сварная, крепкая и частая, через которую человеческую руку, например, просунуть было невозможно. Наверное, даже морду зверя, если она не слишком узкая, тоже. По ту сторону, внутри багажника, клетка была усилена еще и сеткой «рабицей», как и рассказывал мне раньше Ставров.

На сиденьях были чехлы. У чехлов по бокам кармашки. Я залез в ближайший и вытащил не цепочку-поводок, а настоящую цепь с мощным карабином на конце. На такой цепи, наверное, только и можно было водить орангутанга с головой кавказской овчарки. Хотя, мне кажется, такая цепь вместо поводка – дело бесполезное, поскольку удержать даже на цепи сильного зверя – это выше человеческих сил. Если только к ноге слона цеплять.

Задние двери были заблокированы намертво, и стекла тонированы непрозрачной пленкой. Для инспекторов ГИБДД такая машина интереса не представляла, поскольку, согласно правилам дорожного движения, при наличии боковых зеркал заднего вида можно было тонировать любой пленкой окна задних дверей.

Осмотрев клетку со стороны водительского сиденья, я прошел к двери багажника. Открыл ее. От клетки до двери было пространство только для того, чтобы «кейс» поставить. Больше там ничего не поместилось бы. Клетки имели отдельные сложные запоры, чтобы звери сами умышленно или случайно не смогли открыть их. Про себя я уже уверенно говорил слово «звери», а не собаки, памятуя фотографию, которую только и успел рассмотреть в ноутбуке Владимира Николаевича. Но запоры эти были без замков и открывались только снаружи. По бокам были вставлены металлические крючки-вешалки, на которых висело два «строгих» ошейника, которые я тут же и рассмотрел. Один ошейник был по размерам вполне подходящим для чудовища с фотографии.

– Странная конструкция, – сказал капитан Ставров. – Я уже сам любопытствовал.

Он взял у меня из руки ошейник и потрогал пальцем два кольца для карабинов, расположенных почти противоположно один другому.

– Ничего странного не вижу, – возразил я. – Если какая-то крупная собака, типа кавказской овчарки, неуправляема, а с кавказскими овчарками это бывает, ее водят на поводках два человека, причем поводки натягивают каждый в свою сторону, и собака не может дотянуться ни до того, ни до другого.

– Это все понятно. Но кто тогда сам ошейник на собаку надевает?

– Тот, кого она слушается. Кто стал для нее доминирующей фигурой. Из прошлых рассказов капитана Чукабарова помню, как он рассказывал про одну кавказскую овчарку, которую им в питомник привезли. Собака уже взрослая была. Хозяин хотел даже застрелить ее, потому что кормить этого зверя приходилось с лопаты. Бросалась даже на хозяев. Но ее вовремя купили. Владимир Николаевич сумел завоевать доверие собаки. Подружился с ней. Но в один прекрасный момент, когда этому кавказцу что-то не понравилось, он на самого Владимира Николаевича бросился. Помню, он говорил, что физически победить того пса было невозможно. У него доминантный характер бойца. Такому легче умереть, чем уступить. И тогда Чукабаров с собакой сцепился, свалил ее, дал возможность грызть свою незащищенную руку, а сам смотрел ей в глаза. Непреклонно смотрел. И собака подчинилась его воле. И признала в нем доминанта. То есть своего вожака.

– А с рукой что? Кавказец вцепится, мало не покажется…

– Не помню точно. Кажется, он говорил, что был открытый перелом.

– Это серьезно… – без знания дела сказал капитан.

– Не очень… – со знанием дела возразил я. – Обычное дело…

У меня трижды после различных ранений находили открытый перелом. И потому я знаю, что любая пуля, если она заденет кость, может его вызвать. И открытым он называется вовсе не потому, что сломанные кости торчат наружу, а потому, что к месту перелома кости имеет доступ воздух. В остальном – перелом как перелом. Я, помнится, со сломанной пулей ногой после простой скоропалительной перевязки прямо поверх штанины еще в течение четырех часов участвовал в погоне за бандитами. Просто не знал, что у меня перелом, и потому только слегка хромал. Врачи в госпитале, когда меня туда доставили, были в шоке. Удивлялись подряд несколько дней, и весь период их удивления медсестры были вынуждены отпаивать их чистым медицинским спиртом, иначе врачам было не до остальных больных. Большая часть медперсонала госпиталя, таким образом, ушла в глухой запой. Мне же все мои действия показались естественными. Сначала дело делается, а потом уже проводится лечение. Врачи мне несколько раз предлагали в деловой застольной обстановке обсудить произошедшее. Но без спирта я легче переносил ранение и потому категорически отказывался.

Я открыл левую клетку и увидел, что там к потолку крепятся листы органического стекла. Должно быть, эту клетку можно было переоборудовать под что-то, напоминающее террариум. То есть в машине перевозили, видимо, или змей, или еще каких-то жутких гадов, вплоть до Горынычей, только не огнедышащих, потому что органическое стекло при воздействии температуры легко деформируется. Вопрос состоял только в том, каких таких змей? Натуральных? Обычных? Или у них в НПО «Химера» есть и змеи с головами кавказской овчарки? Наверное, подсказку я получу тогда, когда просмотрю все фотографии. Тогда я не буду зацикливаться на орангутанге с собачьей головой. Но все это не самое интересное. Самое интересное заключается в другом вопросе – зачем все это делается? Однако ответить на него я не мог без помощи Владимира Николаевича или какого-то другого представителя «Химеры». Но пока я не встретился ни с ним, ни с кем-то другим, и потому придется самому что-то поискать. По крайней мере, поискать новые вопросы, которые я смогу задать Чукабарову при личной встрече.

И в поисках новых вопросов я закрыл левую клетку и открыл правую…

Вторая клетка была меньше первой и более тесной. Наверное, для обитателя этой клетки предназначался второй ошейник, висящий на крюке. Тоже «строгий» и даже имеющий более длинные и острые шипы, но рассчитанный на животное со сравнительно небольшой окружностью шеи. Хотя это все зависит от того, что с чем сравнивать. На человеческую шею такой ошейник может подойти, хотя шипы ее сразу проткнут. Для кавказской овчарки или орангутанга ошейник будет мал. Я помню, еще в детстве, сам читал в газете, как на международную собачью выставку в Брно впервые привезли кавказских овчарок. Они произвели там настоящий фурор. Но когда проходила процедура награждения победителей выставки и собакам стали вручать ошейники с медалями, оказалось, что ни один из подготовленных ошейников невозможно надеть на шею кавказской овчарки. Настолько шея была короткой и мощной. А ведь на выставке были представлены даже такие крупные породы собак, как, например, сенбернар и ньюфаундленд. Этот ошейник в машине, мне показалось, был маловат даже для крупной овчарки. Однако сами длинные шипы уже говорили о том, что это чудовище должно быть более опасным, нежели орангутанг с головой кавказки. Хотя мне, по незнанию вопроса, казалось, что опаснее и быть ничего не может. Ну, разве что Змей Горыныч с заправленным огнеметом в каждой из трех разинутых пастей. Но это мнение субъективное, и вызвано оно скорее всего тем, что я огнеметы в руках противника не люблю. Доводилось встречаться, и скажу, что впечатление не из приятных, когда чувствуешь свою беспомощность. И потому я взял себе за правило: всякого противника следует уничтожать до того, как у него появится возможность уничтожить тебя. Не вступать в переговоры, а сразу уничтожать. А любого из зверей с конвейера НПО «Химера», если только у них есть конвейер, я склонен воспринимать именно как непосредственного противника, точно такого же зверя, с каким приходится воевать на Северном Кавказе.