– Логичное решение, – сказал второй Владимир Николаевич. – Возможно, единственно правильное. Только сначала ты должен узнать все то, что не успел тебе дорассказать мой клон. Один из моих клонов. Я даже не знаю, сколько их осталось. Одного Чупакабра убила по моему приказу около машины. Одного я убил около часа назад. Здесь третий, как я и предполагал. Возможно, есть и другие.

– Если он нас убьет, зачем ему что-то знать? – криво, но без страха усмехнулся первый Владимир Николаевич.

– Тебе не нужно, чтобы информация распространилась. А я готов за это и погибнуть. Знаю, что Андрей Васильевич с такой информацией сумеет все сделать правильно.

– Тем не менее вы оба хотели бы жить, – сказал я.

– Конечно, – без раздумий сказал второй.

– А кто не хочет? – спросил первый.

Я вспомнил привычку настоящего Владимира Николаевича тех времен, когда он служил у нас в бригаде, на вопрос отвечать вопросом и при этом давать ответ. Но и это меня не убедило. Привычки человека – дело временное. И клон мог воспринять привычки точно так же, как все остальное, как походку, голос, знание судьбы и всех жизненно важных событий.

Я переводил взгляд с одного на другого. Они стояли неподалеку, спиной к окну, в которое заглядывал свет уличных фонарей, и потому лица я видеть не мог.

Но внезапно пришла мысль, как я могу найти настоящего. Точно так же, наверное, как Елизавета Николаевна…

– Оба. На пол, лицом вниз. Темнота не помешает мне стрелять. Вы оба знаете, что я не промахиваюсь, даже когда в темноте на звук стреляю. Летучие мыши хорошо видят в темноте. Быстро… Быстро…

Они улеглись без суеты, не воспринимая команду «быстро». Но даже движения у них были удивительно синхронные, будто бы с отработанной слаженностью.

– Рукава задрать до локтя, показать, что в рукавах! – приказал я.

Это вызвало смешок первого Чукабарова.

– Андрей Васильевич, в рукавах только шулеры прячут карты. Я лично в карты вообще не играю. Принципиально.

Это тоже была фраза из лексикона настоящего капитана Чукабарова, и я, помнится, раньше слышал ее два или даже три раза. Но и фраза меня не убедила. Настоящий Чукабаров мог говорить эту фразу еще где-то, и клон вполне мог принять ее за стандарт лексикона.

Я обошел лежащих стороной, открыл дверь в соседнюю комнату и, посматривая через плечо, не отрывая взгляда от лежащих Чукабаровых, вошел боком и взял оставленный на столе фонарик. Конечно, лучше бы было использовать фонарик первого Владимира Николаевича, он более яркий. Но мне не хотелось, чтобы кто-то со стороны заметил его луч. Если здесь два Чукабаровых, то вполне может прийти и еще кто-то, хоть третий Владимир Николаевич, хоть трое майоров Лукьянцев, хоть трое охранников с целыми носами в сопровождении троих с носами сломанными. А такой поворот событий мне не был, скажу прямо, совсем уж по душе. Чтобы выдерживать большой бой, следовало бы и вооружение иметь соответствующее. Количественный состав противников меня напугал бы мало, поскольку их боевую подготовку я уже успел оценить на практике. Но воевать с одним пистолетом, тем более наградным, мне не нравилось. Хотя воевать можно даже с простой палкой или с карандашом. У меня в батальоне есть солдат-контрактник, который бросает подряд пять шариковых ручек, и все пять попадают манекену в глаз. И только на шестой случается осечка. Я за собой замечал только три точных попадания. Но я с шариковой ручкой и тренируюсь мало. У меня другие приоритеты и функции – командные.

Я прошелся по комнате, рассматривая двух Чукабаровых. Лежали они тоже одинаково, положив голову на левую щеку. Чтобы чувствовать себя в большей безопасности, я обошел их так, чтобы начать осмотр, глядя каждому в затылок, и в результате сначала подошел ко второму Владимиру Николаевичу. Приставил ствол пистолета к позвоночнику и навел рассеянный рук фонарика на левую руку. Даже под слабым светом рассеянного луча шрамы от укусов кавказской овчарки, там как раз, где был открытый перелом, были видны четко. Удовлетворенный осмотром, я довольно хмыкнул и перешел к первому Владимиру Николаевичу. Ствол пистолета наставил точно так же, как перед этим, и даже надавил и посветил на предплечье. Здесь я не увидел шрамов. И потому, долго не размышляя, сделал рукой круговое движение и обрушил рукоятку тяжелого оружия на специально подставленный под нее затылок. Бил примерно в район мозжечка, зная место, где мозжечок, находящийся достаточно далеко от поверхности, легко пробивается. Первый Владимир Николаевич как лежал без движений, так и остался лежать, только сильно вздрогнул от удара.

Второй Чукабаров сразу сел, сообразив, что вопрос разрешился.

– Я же просил тебя не приходить, – сказал с укором.

– Веревки давай, – потребовал я. – Надо твоего двойника связать.

– Это бесполезно. Он разорвет любые путы. У него сила нечеловеческая.

– Что же с ним делать?

– Час назад я натравил на одного Казбека.

– Казбек пришел с тобой?

– Нет, конечно. Я загнал его в клетку. В городе такая тварь может повести себя как угодно. Пострадают посторонние.

– И что теперь?

– Стрелять тоже нежелательно. Только в крайнем случае. А крайний случай наступит через пару минут. Клоны быстро оживают.

Я понял необходимость. Взял голову первого Чукабарова. Левая рука легла на подбородок, правая на затылок. И резко повернул влево. Хрустнул шейный позвонок.

– Все, – сказал настоящий Владимир Николаевич.

Судя по тому, как по телу клона пробежала судорога, Владимир Николаевич был прав. Может быть, совесть моя и покраснела при этом, но не лицо. Я хорошо понимал, как некрасиво добивать поверженного соперника, но еще лучше понимал необходимость данных действий. А против необходимости все остальное, кроме добровольного приношения себя в жертву, бывает несущественным. Но и в жертву себя я приносить не намеревался. Владимир Николаевич, кажется, тоже. У него было дело важнее, ради которого он, как я понял, и затеял все это. Не из-за собственной безопасности или из-за собственных неприятностей, а из-за дела…

– Нужно уходить отсюда, – предложил я. – Необходимо и тело спрятать. Не знаю только куда. Иначе в морге поднимется переполох, когда на соседних кушетках положат двух убитых дрессировщиков химер. Думаю, они смогут понять, что тела эти идентичны.

– Есть необходимость спешить? – спросил Чукабаров.

– Утром, как он мне говорил, часов в семь, сюда нагрянет следователь по делу о твоем убийстве. Будут проводить по всей форме обыск в квартире. Я точно не знаю, дело об убийстве возбуждено или нет, но доследственную проверку, кажется, проводил районный уголовный розыск. А дело уже возбуждает прокуратура. Следователь подтвердит данные уголовного розыска и передаст материалы в прокуратуру. Дело возбудят без проблем, поскольку на первом теле есть явственные следы насильственной смерти. Правда, следы достаточно странные. Как и следы на снегу. Нужно было тебе хотя бы следы на снегу подмести или смазать. Здесь твое явное упущение. След на снегу – это след для следствия.