Шрифт:
Глава 12
Кафе, где была назначена, по словам Шутова, бандитская сходка, располагалось во дворах спальных районов в полуподвальном помещении и носило непритязательное имя «Япона-мама». С трудом – пришлось даже поспрашивать сидящих на скамеечке пацанов – отыскав его, Глебов остановил машину напротив дорожки, ведущей к подъезду, рядом с которым стояла железная клетка с убегающей вдоль стены вниз лестницей.
Сидящий на переднем сиденье Шутов напутствовал друга:
– Значит так, Серега, говорить с ним будешь ты.
– Почему сразу я? – вытаскивая из замка зажигания ключи, встрепенулся Глебов. – А вдруг ему что-нибудь не понравиться? Огребать тогда тоже придется мне.
– А кто еще? Гоша? – Мотнув головой, Шутов указал на непонятно как уместившегося на заднем сиденье Покровского. – Думаешь, по этому метросексуалу похоже, что он сидел в тюрьме?
– Что? – просипел Глебов. – Какая тюрьма, Антоша?
Нервно теребя застежку молнии ветровки, Шутов сообщил:
– По легенде, ты сидел на зоне. Недавно откинулся, собрал из нас двоих банду и готовишься к ограблению банка. Поэтому тебе нужны советы профессионала.
– Так, меняемся ролями, – мгновенно потребовал Глебов.
– Не-а. Подумай сам. Гоша – балерина и бездарность. Я могу перенервничать. И только ты служил в армии.
– Эй-эй, я тоже служил, – напомнил Покровский.
– Всего год. Поваром. – Шутов толкнул Глебова локтем. – А ты был в нормальных войсках. Ты знаешь, кто такие деды, и умеешь общаться с дерзким народом. Вдобавок ты занимался боксом. – Шутов потряс перед собой сжатым кулаком. – Настоящий мужик.
– Ну и что, что я служил и занимался боксом?
– Значит, ты лучше всех подходишь на роль нашего главаря. Потому что гопник.
Глебов мрачно покосился на чересчур перевозбудившегося друга.
– Я не гопник и никогда им не был.
– А кто отбирал карманные деньги у первоклассника? – спросил Гоша.
– Я их потом вернул, – признался Глебов.
Шутов замотал головой.
– Неважно. Из нас троих ты самый бывалый.
Издав тяжелый вздох, Глебов сдался:
– Хорошо, уговорили.
Выйдя из машины, троица направилась к кафе. Спустившись по лестнице, пройдя сквозь приветливо распахнутую металлическую дверь, они оказались в небольшой прихожей с двумя дверьми, ведущими в туалетные комнаты, и проходом – коротким коридорчиком – в обеденный зал. Сквозь отдернутые занавеси в дальнем конце коридора в полу-темном зале можно было разглядеть тесное помещение на семь столиков. Четыре из них пустовали, на пятом стоял графин водки и стопка и тарелка с курой гриль, за оставшимися двумя с кружками пива сидело двое мужчин лет сорока, одетых во все черное. Выглядели они вполне мирно, никто из них не походил на бывалого рецидивиста с пятью ходками на зону, и оба внимали закрепленному на стене над барной стойкой телевизору.
– К кому подходить? – уточнил Глебов.
Шутов пожал плечами.
– Без понятия, мы не обменивались фотками. Чтобы узнать друг друга, мы решили использовать кодовое слово.
– Ну?
– Ты должен сказать «репитетаконтрапункт».
– Что-что? – не поверил своим ушам Глебов.
– Репитетаконтрапункт. Запомнил или повторить?
Глебов с угрозой надвинулся на не осознающего свою дурость Шутова и предупредил:
– Когда выйдем отсюда – беги и не оглядывайся.
– А говорил, что не гопник, – заметил Покровский.
– С тобой тоже пообщаюсь.
Велев друзьям следовать за ним, Глебов вошел в кафе и направился к ближайшему из посетителей. Оторвавшись от созерцания вечерних новостей, мужчина вопросительно уставился на остановившегося рядом с его столиком парня.
Чувствуя себя полным идиотом, Глебов начал нерешительно мямлить:
– Репи... рети...
Сзади на плечо Глебова легла чья-то ладонь. Скосив глаза, он увидел короткие, толстые, украшенные массивными перстнями пальцы, медленно-медленно обернулся и уткнулся взглядом в лысую макушку. Взгляд скользнул ниже, и один за другим в поле зрения начали появляться: низкий лоб, квадратное лицо с пересекающим его сизым шрамом, двойной подбородок, плавно перетекающий в толстую, короткую шею, воротник распахнутой черной кожанки, малиновая рубашка, выдающееся вперед пузо, нависающее над черными спортивками, и остроносые туфли. Невысокого роста, мужчина был широким и круглым, как колобок, а одевался так, будто явился прямиком из лихих девяностых-нулевых.