— Не обо мне речь… — буркнул я, злясь на самого себя, что говорю глупости. — И ничего смешного тут нет… я только так спросил. Знаешь, мы устраиваем экспедицию в грот, в конце парка, где водопад, — поспешил я переменить разговор. — Збышек воображает, будто оттуда есть подземный ход в замок. Может, обнаружим там какие сокровища?..

— Наверняка обнаружите! — засмеялся отец. — Прихвати с собой чемодан. Между прочим, Юрек, когда надумаешь жениться, предупреди за три дня вперед…

Во дворе раскричалась Лепишевская. Отец отложил тряпку и выглянул в окно. Я вздохнул с облегчением. Дернуло меня вылезти с этим вопросом! С вопросами, впрочем, мне всегда не везет. В четвертом классе учитель выгнал меня с урока природоведения и велел без матери в школу не приходить. Я спросил у него, улетают ли мухи на зиму в теплые страны…

— Что там такое? — Я тоже выглянул во двор, потому что отец стоял у окна и в голос смеялся.

— Что это выделывает там твой приятель со своей дворнягой?

— Никакая она не дворняга, — стал я защищать собаку Толстого. — Немецкая овчарка чистых кровей. Наполовину…

— Наполовину? А вторая половина?

— Про вторую точно неизвестно, но тоже, конечно, породистая. Собака очень умная. Только вот насчет кур…

Не стоило и смотреть — и так было ясно, что происходит. Едва Толстый появлялся у нас со своей собакой, как всегда случалось одно и то же. Собака начинала бесноваться, Лепишевская тоже, а ее куры взлетали даже на крыши сараев. Вот бы не подумал, что обыкновенная курица может так здорово летать…

В конце концов что-то ударило в двери, и в квартиру ворвалась собака, а следом за ней Толстый с криком:

— Лежать! Ландыш, лежать! Ты, блохастый! Ты…

К счастью, Толстый заметил, что отец дома, и замолк. А собака обежала квартиру и стала понемногу успокаиваться.

Мне было как-то не по себе, что Толстый застал меня за мытьем посуды. Чтобы отвлечь внимание, я сказал:

— Тоже мне придумал, овчарку назвать «Ландыш»! Пес как теленок, а ты ему — Ландыш. К тому же сучка!

— Откуда мне было знать, что сучка? — стал защищаться Толстый. — Когда я получил его от тетки, щенок был еще слепой. Сразу сделал лужу. Входит мать, понюхала воздух и говорит: «Ландышами тут не пахнет!» Так и повелось: Ландыш… Лежи спокойно, дурачок! — рассердился в конце концов Толстый; собака от счастья изо всех сил молотила по полу хвостом.

— Ну как? Идешь? Я раздобыл наконец веревку…

— За сокровищами, да? — спросил с серьезным видом отец. — А мешок?

Разыграть Толстого было нетрудно. Он и теперь клюнул.

— Мешок берет Збышек и фонарик тоже… — сообщил он. Отец чуть заметно улыбнулся.

— Придется тебе немного подождать, пока Юрек не вытрет все эти стаканы и тарелки. Если желаешь, можем сыграть пока в шахматы.

Такое разделение труда меня не устраивало. Но что делать? Я принялся вытирать посуду, и даже очень старательно. А Ландыш высунул язык и уставился на меня, словно и в самом деле было на что смотреть. Все смолкли, но ненадолго.

— Не делай пока рокировки, тебе это ничего не даст, — сказал Толстому отец. — Подстрахуй ферзя. Что ты вцепился в коней, будто у тебя нет других фигур…

«Расправляется с ним!» — подумал я про себя, подошел к двери и глянул краем глаза на доску.

— Толстый, не слушай! Ходи конем и делай шах слоном. Да не тем конем, разиня, другим…

— Сбил ты меня! — простонал Толстый.

Я двинул вперед слона, и через два хода отец потерял ладью. Но еще через три… Толстый получил мат.

— Все из-за тебя! — кипятился он. — В другой раз не суйся… И вообще поторопись!

— Ты, Юрек, никогда не научишься играть в шахматы, — заметил отец. — Выдержки у тебя нет. Ну зачем вам было брать ладью? Ты что, не понимаешь: иногда стоит пожертвовать две-три фигуры, чтобы выиграть партию? — И отец принялся читать брошюру.

А я вернулся к своим тарелкам. Толстый начал уже терять терпение. Посмотрел в окно, прошелся по кухне, заглянул к отцу.

— «Схемы транзисторных радиоприемников»… Неужели такое можно читать? — удивился Толстый. — Для собственного удовольствия?