Голову Котову убирал теперь конюх и сделал его похожим на мерина в буклях. Супруги же у него никогда не имелось, поелику женщина, коя не спрашивала денег, была в сих местах только одна — сибирская каменная баба.

Котов был человек не только большого чина, но и большой святости. Некоторое время спустя он свел дружбу с масонами, которые к той поре приобрели в России большой, хотя тайный, вес. Это укрепило в нем дух бессребренничества до небывалой твердости.

Ныне он направлялся на крестины племянника в губернский город Пермь. Дорога в Пермь стоила две копейки за версту. Но платить хотя бы две копейки за версту было никак невозможно. Котов нашел выход гениальный: надо было поймать какого-нибудь злодея и доставить его в Пермь. Конечно, за казенный счет.

Но злодеев Котову нынче не попадалось.

Да еще лошади на Ачитском почтовом дворе оказались в разгоне. Котов ходил по избе неугомонный, как медведь-шатун. С досады он плюнул в кадку почтового комиссара и велел наносить туда воды снова.

В сию минуту Вертухин на другой раз взошел в избу.

— Позвольте, милостивый государь, узнать, в чем вы имеете такую нужду, что плюете в кадку? — обратился он к Котову.

— Да ты кто таков? — сказал Котов и раздул ноздри. — Небось, купец — набрать в одном дворе осиновой коры и продать в другом?

— Я дворянин, милостивый государь. Борис, сын Живоедов. Я дворянин и не могу разуметь людишек, кои ради денег на земле обретаются. В одном большом селе видел я театральное позорище, представленное тамошними актерами. Алчный господин сих актеров выторговал у селян тысячу рублей за погляд. Неслыханное дело!

Суровое лицо Котова размягчилось.

— Садись на лавку, — предложил он.

Они устроились друг подле друга.

— Великая нужда у меня есть в злоумышленнике, — поделился своими терзаниями Котов.

— Да ведь лиходеев множество в сих местах! — воскликнул Вертухин. — В Билимбаевском заводе злодей самым хитроумным способом убил до смерти поручика Минеева. Лучшего преступника вам, милостивый государь, не сыскать!

— Сей случай знаю! — с досадой сказал Котов. — Помогал екатеринбургскому исправнику Несмышляеву дознание вести.

— И что?! — вскинулся Вертухин.

— Днями после в Гробовской крепости сей же злодей проломил голову некоему Вертухину, который представлялся капитаном особливой императорской службы, а на самом деле турецкий лазутчик.

Вертухин почувствовал, что стало жарко и лицу, и сердцу, и ягодицам. Благодаря придуманной кем-то ловкой сказке он оказался турецким посланцем. Ежели исправники двух уездов его в турки записали, теперь хоть по сто раз на дню крестись — все едино бусурманин будешь.

— Да жив ли остался этот лживый капитан?

— Сказывают, жив и бежал.

— А убивец?

— И он бежал, — Котов повертелся на лавке, приходя в прежнее нетерпение. — В том-то и печаль. Злоумышленник мне надобен теперь же, сию минуту!

Вертухин задумался, приходя в себя.

— Любой?

— Любой!

— Так бы, милостивый государь, вы и говорили, — Вертухин разыграл обиду столь искусно, что самому стало совестно. — Да ведь вам никто не поможет, кроме меня! Ныне на моих глазах в Ачитской крепости совершено злодейство…

Котов привскочил со своего места.

— Сказывай, не тяни за душу!

Вертухин встал и, торжественный, как весенний ледоход, прошел по избе в другой угол, а потом и обратно.

— А надо ли? — тут же опечалившись, сказал он. — Кто вернет мне единственного, драгоценного друга, украденного ныне лихоимцем на базарной площади?!

— Я тебя прибью сию же минуту! — Котов прыгнул на середину избы. — Рассказывай о преступлении полностью и со всеми обстоятельствами. Кто сей лихоимец и как он совершил свое бездельство?

Но еще с четверть часа Вертухин не позволял уговорить себя и поведать подробности возмутительного грабежа. На него, Вертухина, сие преступление так подействовало, что он почти ничего не помнит. А вор так ловок, что даже исправник Котов, столь знаменитый своим искусством проводить дознание, вряд чего от него добьется.

В конце концов Котов обернулся к сержанту и крикнул:

— Беги в караульную за подкреплением! Обыскать всю крепость!

— Э, нет! — Вертухин встал на пути сержанта. — Тут надо действовать с помощью ключа к внутренностям человеческого сердца.

— Заметьте, милостивый государь, — обратился он к Котову, — русские люди особливо устроены. Они из двух слов небывалую сказку сочинят, а из гвоздя механического человечка сделают. На сказки я не мастак, — он с укором посмотрел на Котова, — а по механической части отменные способности имею. Ныне я в Санкт-Петербург еду, дабы всемилостивейшей императрице нашей самокат представить, мною изобретенный и нигде доселе не виданный. Сей самокат украл у меня на базарной площади известный вам бездельник Полузаяц. Но! — предостерегающе вскинул он руку, заметив, что Котов опять обернулся к сержанту. — Я опасаюсь, что он его уже выменял на оловянный маятник.