И в самом деле, больше ничего не было нужно: сдавленный крик вырвался из груди графа:

— О, Господи Иисусе! Государь, спасите мне брата!

Какой он ни был негодяй, а выдержать не мог взгляда женщины: он вонзался в душу его, как меч. Король Филипп был поражен.

— И ты, ты? — воскликнул он.

Джон протянул руки к королю с криком:

— О, государь! Мадам права: я — дурной человек. Я должен вознаградить брата, он должен быть спасен!

Король Филипп почесал затылок.

— Кто теперь бродит в потемках, как не я? — проговорил он. — С вами, Мортен, я поговорю сейчас. А вы, мадам, должны говорить яснее, — заговорил он горячо, обращаясь к сестре. — Что означает ваше усердие по поводу короля английского? Он — ваш кузен и мог быть вам супругом.

Элоиза отшатнулась от него, но Филипп грубо продолжал:

— Разве вы обязаны его благодарить за то, что он не женился на вас? Это, что ли, подгоняет вас?

Она в недоумении посмотрела на него.

— Я обязана ему честью, Филипп, — медленно произнесла она. — Это — великий король!

— Великий король! Великий король! — передразнил её брат. — Чёрт побери! Зато и негодяй великий! В нем нет ни капли правдивости, верности, благодарности, уважения к другим. Он меня ни в грош не ставит.

— Для него вы, конечно, ничто, — согласилась Элоиза.

— Мадам! Я — король Франции, я ваш брат и повелитель! Он — мой вассал, он обязан мне службой и нарушает её. Он самовольно подписывает договоры и сочиняет войны. Он грозит мне и потешается надо мной: убивает слуг моих — и смеется! Мне не угодно, чтобы он издевался надо мной! Не будет покоя в этом королевстве, когда он явится здесь.

Король Филипп остановился, потом обратился к дрожащему товарищу:

— Что же касается вас, граф Мортен, я должен получить объяснение. Сестра моя любит своих врагов: это — христианская добродетель, но не ваша. Быть может, вы боитесь своих врагов, даже сидящих в клетке? Ведь так? Вы, граф, примостились себе в Аквитании. Думается, и в Анжу вы не безызвестны. Или вы, пожалуй, уже желаете, чтобы вас там не знали? Или вам там уж чересчур удобно? Признаюсь, я предпочел бы иметь именно вас своим соседом в этих краях. С вами я мог бы спеться. Окажите же мне повиновение, отвечайте!

— Государь! — заговорил граф, расставляя руки. — Мадам Элоиза всё во мне перевернула: я — грешник, но я могу загладить грехи свои. Брат мой — мой повелитель, он милосердный государь…

— Псс! — только и вымолвил король Филипп и повернулся к нему спиной.

— Мадам! — обратился он к сестре. — Ложитесь спать! Мне дорого это будет стоить, но я не буду препятствовать выкупу моего кузена. Будьте и тем довольны.

Элоиза скользнула вон из комнаты. Филипп набросился на Джона, как молния.

— Ну, Мортен! Какие же доказательства этой старой истории с моей сестрой?

Джон смотрел на него испуганно молочно-мутными глазами, как у утопленника.

— О, Господи! — пробормотал он. — Никаких доказательств нет, государь, никаких… ровно никаких!

Филипп возвысил голос:

— Смотрите же, берегитесь! Я отступаюсь от вас! Оставьте мои владения, уезжайте куда хотите, скрывайтесь, прячьте свою голову, торопитесь! Если б я говорил из глубины души, одни мои слова убили бы вас. Но вас ожидает ещё худшее. Насколько я знаю Ричарда, во Франции будет война. Но попомните моё слово: потом будет и в Англии война!

Думы о Ричарде овладели им: он как-то странно тихонько вздохнул.

— Смотрите, сколько любви в женщинах! Сколько женщин тратят жизнь свою за одного высокого мужчину, который ничего не дает и ничего не просит, а только выжидает, сидя себе царем, в то время как они всё отдают ему, всё, всё, без конца. Пусть же Ричард вернется, благо женщинам так хочется носить раны! Но ты!.. ты!.. (вспыхнул он опять). Убирайся ты в ад кромешный, лжец, лжец до мозга костей! Избегай встречи со мной, пока я не узнал о тебе ещё чего похуже.

— Дорогой государь, — начал было Джон. Но король Филипп с досадой остановил его:

— Ах, убирайся ты, змея, не то я растопчу тебя!

Принц удалился.

Вот что сделала Элоиза французская.

Призрак покойницы не мог бы так напугать королеву Беранжеру, как появление статной монахини, когда она увидела, что это — Жанна. Она схватилась за сердце.

— О! — воскликнула она. — Опять ты тревожишь меня! Неужели мне никогда не будет от тебя покоя?

Ни один мускул не шевельнулся на лице Жанны.