Юлет Морис
Шрифт:
Глава IX
КРУТАЯ РАСПРАВА В ЦЕРКВИ ЖИЗОРА
Когда в марте начинается охота, и ветры носятся в погоне друг за дружкой над пустующими под паром пашнями, любовь тоже чего-то ищет: пробуждаются желания, мужчина ищет женщину, женщина старается быть на виду. Если мужчина или женщина уже любили друг друга, тогда бывает хуже: мы слышим стоны любви, но не можем сказать где она или не знаем как лучше подойти к ней.
Все эти дни, без пропуска, то лежа в постели и прижимая к груди свои письма, то стоя у окна своей башни и затуманенными глазками следя за птицами, подбирающими себе парочку, Жанна выказывала на челе своем гордое страдание, а в сердце у неё неудержимо звучало страстное пение. Не из таких она была, чтоб заливаться слезами или легко изливать свои чувства: она могла только затихать ещё больше и удивляться, отчего это чем больше ей приходится страдать, тем больше она ликует? Она должна была бы стыдиться, что любит человека, который убил её брата, она могла бы чувствовать отчаяние: но не было ни того, ни другого. Сидела ли Жанна, или стояла, или была в постели, она всё прижимала к сердцу обеими руками строчки, которые ей говорили: «Никогда не сомневайся во мне, Жанна!» или «Милая моя! Я приеду к тебе».
Когда он приедет (а это уж будет непременно!), он найдет, что она — жена другого… Ах, всё равно! Пусть он только приедет, приедет когда ему удобно, лишь бы она могла ещё хоть разочек взглянуть на него!
Март прошел весь в пыльных вихрях. Вот пришел и апрель под звуки юного блеянья ягнят. Вербы в изгородях уже золотились, когда войска короля английского наводнили Нормандию, и Жиль Герден, оправившись от ран, двинулся по направлению к Руану во главе своего отряда. Но он уехал не иначе, как после соглашения с графом Сен-Полем, что тот выдаст за него сестру свою в Вербное Воскресенье в церкви Жизора. Они не могли венчаться в Сен-Поль-ля-Марше. Жиль был на службе и мог не дойти к этому сроку. А до похода нельзя было обвенчаться потому, что Жиль очень уж пострадал от руки Беарнца. Сам Жиль отнесся весьма легко к этому.
— Он получил сдачи больше, чем мне досталось от него, — говорил он Сен-Полю. — Я замертво оставил его там в лесу.
— Хотелось бы тебе повидать Жанну, Герден? — спросил его молодой граф прежде, чем тот ушел. — Она сидит себе в своей башне смирнехонько, как мышка.
— Ещё успеется, — спокойно возразил тот. — Она ведь не любит меня… А я люблю её, Евстахий. Люблю так, что не ручаюсь за себя. Думаю, мне лучше из видеться с ней.
— Ну, как хочешь. Прощай! — проговорил Сен-Поль.
В те времена Жизор был город, окруженный крепкими стенами. Как трепетная пленница, робко ютилась у подножия громадного замка длинная серая церковь, построенная во имя святителя Сульпиция. Она стояла в небольшом квадратном промежутке между Южными Воротами и крепостью на узкой продолговатой площади, где по вторникам бывала ярмарка. Вокруг были посажены ровно подстриженные липы, а мостовая выложена гранитными плитами. Западные двери церкви святого Сульпиция опирались на фундамент со ступеньками и весьма внушительно заканчивали собой это скромное убежище, а её остроконечная крыша с башенками по бокам, казалось, угрожала теснившимся около лавчонкам ремесленников.
В то утро, в Вербное Воскресенье, стриженные верхушки лип были облиты золотым и румяным оттенком, а небо над Жизором отливало морской лазурью и было усеяно курчавыми облачками, взбитыми, как пена. На лужайках виднелись тополи, одетые первой весенней зеленью, да и живые изгороди окутались как бы зелеными покрывалами. Рано утром город был уже на ногах: туда должен был прибыть свадебный поезд Гердена, а Герден служил архиепископу, архиепископ же, в свою очередь, — герцогу. Ходили также слухи, что невеста шла неохотно под венец: это ещё более растравляло жадность к зрелищам у людей, которые знали её за прославленную красоту. Некоторые уверяли, будто Жанна брошена своим любовником, весьма высокопоставленным лицом, и что её насильно суют в объятия Гердена, чтоб заглушить позор, а её пристроить.
— Вот тебе и прелестница! — посмеивалась язвительно та или другая старушонка, которой сообщали об этом. — Не очень-то ей будет мягко на коленках у Гердена!
— Де Герден, — болтали другие, — служит теперь герцогу и в один прекрасный день будет служить его сыну. Что поделает тогда Жиль Герден со своей строптивой женкой? Не вечно удержать вам сокола в клетке, не всегда быть ей в чепце. И так далее, и так далее. Все это указывает на некоторое волнение в народе. Городские ворота ранешенько открылись. Лари торговали бойко. Без четверти семь вступил в город Жиль де Герден: по правую руку ехал его отец, по левую — настоятель руанского собора и ещё шесть человек красивых здоровых мужчин. Они были вооружены легко, одеты в мягкую кожаную одежду, без щитов или каких бы то ни было тяжелых военных доспехов. Старик Герден был плотного сложения, красный, как и его сын, но с целым кустарником белых волос и с бровями, точно ком-снега. Настоятель (племянник старика Гердена) отличался большим, длинным, нависшим носом. Был там ещё брат жениха, Варфоломей, и другие, перечислять которых было бы слишком скучно. Для предстоящего дела сам Жиль казался выкроенным как нарочно: все старухи решили, что из него выйдет властный супруг. Всадники поставили своих коней на конюшню в гостинице, а сами вошли под своды церкви поджидать поезда невесты.
Трубный звук у ворот возвестил о её приближении. Жанна ехала на маленьком иноходце рядом с братом своим, графом Евстахием де Сен-Поль. С ними же было и это чудовище — госножа Гудула, затем Гильом де Бар, статный французский рыцарь, Николай д'Э и юноша, почти мальчик, по имени Элуа де Мон-Люк, двоюродный брат Жанны, чтоб нести хвост её платья. Болтуны и болтушки у ворот прозвали её Деревянной Невестой: кто говорил, что она — большая кукла; кто уверял, что в глазах её прочел презрение к смерти. Она же не обращала внимания ни на кого, но смотрела прямо перед собой, направляясь, куда её вели. А вел её в церковь её брат, держа её за руку и, по-видимому, чрезвычайно спеша. Обряд бракосочетания должен был совершиться в часовне Богородицы за главным алтарем.
Минут двадцать спустя, а, пожалуй, и меньше, у ворот появился ещё отряд из четырех рыцарей, которые влетели, как на курьерских, забрызганные грязью, потом и пеной своих лошадей. Все они были люди совершенно незнакомые для обитателей Жизора, но, по-видимому, очень важные особы. Да они и были таковы. Первым из них въехал Ричард Анжуйский, молодой человек такого роста, который мог показаться обитателям Жизора совсем невероятным. "Лицо у него было красное, как у короля бриттов Артура [79] , рассказывал один из них, а борода темно-рыжая, глаза, как драгоценные камни". Позади него, все в ряд, ехали трое: Русильон — угрюмый смуглый человек с нахмуренным взглядом, с бородой как у турка; Безьер — горячий, живой, с гибкими членами и острым язычком; Гастон Беарнец — великий охотник до выспренних речей, имевший в ту минуту вид сказочного принца с блуждающим взором, ищущим приключений. Часовые у ворот сделали им на караул: не зная кто это такие, они всё-таки были уверены, что это люди высокого сана.
79
Артур — Во Франции в конце XII века одновременно с рыцарской лирикой и в одной и той же общественной среде зарождается новый род литературы — рыцарский роман, сначала в стихах, но затем, и весьма скоро, в прозе. Французские средневековые романисты пользовались предметами, наиболее отвечавшими вкусам читателя, всё внимание которого, после крестовых походов, с одной стороны, и норманнского завоевания — с другой, было обращено на Бретань, Восток и Византию. Вследствие этого, и в рыцарском романе мы главным образом встречаем предметы классические, восточные и бретонские. Любовь к бретонским предметам была особенно распространена среди французского и англо-норманнского общества и вызвала целый цикл, круг рыцарских романов, в средоточии которого стоит сказочный король Артур, или Артус, с его «Круглым Столом», вокруг которого собираются его рыцари. Отсюда романы эти получили и свои названия бретонских романов, Артуровых романов или же романов «Круглого Стола». В основе всех сказаний об Артусе, позднее — Артуре, лежит исторический факт. В истории Бретани Ненниуса в IX веке в первый раз упоминается имя Артуса как вождя бриттов в борьбе их с саксами. Указан и год смерти Артуса — 537-й. В одном позднейшем произведении Артус, прославленный герой бриттов, называется уже королем всей Британии. Вероятно, Артус действительно был королем в Южном Уэльсе и в VI веке настолько прославился своими войнами с саксами, что народ, окружив его личность сказкой, превратил его в полумифического героя и поставил во главе самых разнообразных сказаний. Самое исчезновение его из жизни было покрыто тайной: он не умер, а где-то скрывается и со временем вернется, освободит бриттов и создаст новое мохущественное государство.
Такое превращение исторического лица в полумифического героя совершалось в Бретани с VI и до XI века, а тем временем целые тысячи бриттов успели переселиться к своим одноплеменникам в Бретань и, разумеется, перенесли к ним свои сказания об Артусе. Вслед за тем, под давлением норманнов, последовало новое переселение тех же племен уже в обратном направлении — из Бретани в Англию, а вместе с тем и обратное переселение тех же предметов поэзии, но уже осложнившихся новыми, бретонскими, мотивами. Следствием таких переселений оказалось то, что в обеих странах, в Англии и в Бретани, прославлялись одни и те же герои приблизительно в одинаковых песнях, носивших название лэ (lais), а британские и бретонские странствующие певцы распевали эти песни при дворах королей и владетельных герцогов и графов на севере и юге Франции. Интерес к ним был так велик, что песни эти скоро стали перелагаться на норманно-французский язык: таким образом, создались небольшие французские поэмы, тоже называвшиеся лэ. Богатство и разнообразие описывавшихся в них приключений как нельзя более соответствовали вкусам рыцарей, и авторы рыцарских романов весьма скоро стали пользоваться этими бретонскими предметами, часто сохраняя от них только запутанную и сложную сказку да имена. По существу же своему рыцарские романы, известные под именем бретонских, пропитаны духом французского рыцарства: мы находим в них те же рыцарские идеалы, то же служение даме и тот же апофеоз любви, что и в современной им рыцарской лирике. Но в некоторых романах «Круглого Стола» является и новая черта — мистически-религиозного чувства. В рыцарских романах Артурова цикла Артур является королем Британии, окруженным множеством рыцарей. Во всех своих действиях он руководствуется указаниями волшебника Мерлина, в душе которого борются два начала — доброе и злое; доброе начало побеждает, и он оказывает благотворное влияние на Артура и весь его двор. Следуя его внушениям, Артур учреждает «Круглый Стол», за которым собираются все его рыцари. В число рыцарей «Круглого Стола» допускаются лишь самые доблестные и вполне безупречные. Романы «Круглого Стола» рассказывают только историю того или другого рыцаря, лишь отчасти и по мере надобности затрагивая остальных. Но самому Артуру не посвящено ни одного романа, хотя он и является как лицо второстепенное во всех этих произведениях поэзии.