Несколько часов спустя. Все тот же Лондон.

Лондонский порт — не самое лучшее место для прогулок. И хотя за последние несколько лет он пришел в некоторый упадок, вызванный значительным уменьшением поступающих грузов, но тем не менее не утратил дурной репутации. Прибежище мерзавцев и подонков со всего мира не гарантировало безопасности даже своим постоянным обитателям, а чужих попросту проглатывало, не оставляя следов. Вот пришел человек, переступил невидимую черту… и все. Если увидит его кто потом рабом на плантациях Ямайки или Барбадоса, то не узнает. Или узнает, но не подаст виду — у порядочного англичанина нет знакомцев среди рабов и прочего отребья.

Но неизвестного, шагающего в темноте с целеустремленностью, делающей честь его храбрости, мало интересовали судьбы незадачливых предшественников. Походка выдавала в нем привычку к преодолению жизненных трудностей. И, скажем так, привычку преодолевать их при помощи абордажной сабли и пары пистолетов. Не исключался и мушкет, но сегодня такового не видно — не принято в наш просвещенный век ходить по городу с мушкетом.

Размытая тень отделилась от стены, а из-за спины донесся стук тяжелых башмаков. Лондонские ночные джентльмены, в отличие от французских или испанских собратьев по ремеслу, предпочитали обходиться без опереточных сценок вроде предоставления права выбора между жизнью и кошельком, обычно их интересует и то и другое. Видимо, припозднившийся гуляка знал об этой милой привычке, так как, не дожидаясь нападения (намерение напасть разве не оно и есть?), выстрелил в первого загородившего дорогу. Тут же обернулся, чтобы двумя пулями успокоить остальных. Да, к глубокому удивлению грабителей, если они успели его почувствовать, пистолет предполагаемой жертвы не требовал перезарядки.

— Надоело, в самом деле… — бормотал под нос неизвестный, ощупывая лежащие тела на предмет признаков жизни. — Я им не нанимался улицы от разной погани чистить. Или пусть Александр Христофорович отдельно доплачивает.

Небольшой компенсацией за неприятную минуту стали несколько шиллингов и целая пригоршня мелочи, перебравшиеся в карман удачливого ворчуна. А что такого? В опасной работе каждая лишняя монетка может стать оружием, да и следы ограбления нужно оставить. И вообще, денег много не бывает, тем более на благое дело.

— Этот вроде еще не труп? Зря он так… Извини, приятель, но твои товарищи обидятся, если ты к ним не присоединишься, — сковородки в аду рассчитаны как раз на троих.

Неизвестный вытер нож о чужую одежду и прислушался. Нет, все спокойно. Выстрелы в порту не такое уж редкое явление, чтобы вызвать ажиотаж с толпами зевак, а ночной порой тем более никто не сунется, даже полиция. Это не в Петербурге, где на место преступления тут же прибывает не менее пяти вооруженных полицейских, причем в некоторых случаях — минут за пятнадцать до совершения оного.

Но все равно пора сматываться! Как там светлейший князь Кутузов говорил — «рвать когти»?

Накаркал, называется! Скрипнуло окошко над самой головой, и кто-то, разбуженный близкой пистолетной стрельбой, выплеснул на улицу содержимое ночного горшка. О времена, о нравы, заставляющие с тоской вспомнить об оставленном четыре года назад Северном Парадизе! Там за подобные вольности с горшками нещадно дерут плетьми, а буде случится повторение, то подвергают штрафу в размере годового дохода. Или полной конфискации недвижимого имущества, причастного к совершению преступления, при третьем случае.

Неизвестный успел увернуться от дурно пахнущего дождя и сделал в памяти зарубку. Нет, он вовсе не собирался объявлять личную месть содержателю портовой таверны, но при оказии… Мало ли как жизнь покажет.

— Как добрались? — Несмотря на поздний час, шкипер неказистой обшарпанной шхуны встретил гостя на палубе. — Я уж отчаялся дождаться.

Но гость в ответ достал из кармана камзола часы на серебряной цепочке и демонстративно постучал пальцем по крышке:

— Еще четыре минуты в запасе! Жака де Мида еще никто не упрекнул в отсутствии пунктуальности.

— Так-то оно так, Яков Демидыч, — согласился шкипер и мотнул рыжей, явно ирландской, головой. — Но неспокойно на душе было. И стреляли вот недавно.

— Это я немного пошумел, — отмахнулся гость. — Чаем угостите?

— С ромом?

— Непременно с ним.

— Тогда прошу в каюту.

Владелец шхуны, он же и судоводитель, из скромности не называвший себя капитаном, поскромничал и здесь. Его каюта по размерам и обстановке вполне могла поспорить с адмиральским салоном на любом из флагманских линейных кораблей флота Его Величества, и оставалось только удивляться ее наличию на провонявшем рыбой корыте.

— Богато живете, господин О'Брайан! — оценил гость.

— Полно вам, Яков Демидыч, — смутился моряк. — Вот будете у нас в Архангельске, вот там красиво. А тут… батюшка настоял, чтобы все как у людей было.

Де Мид с пониманием улыбнулся — старший Бревнов держал сыновей крепкой рукой, и даже звание капитан-лейтенанта не избавляло Ивана Васильевича от строгого отцовского пригляда.

— Сам-то он как?

— Да здесь, неподалеку. Его Александр Христофорович упросил возглавить контрабандные перевозки — лес потихоньку сюда тащит, хлеба немного, железом еще промышляет.