Мишка воспользовался моментом и попросил Манефу Полуэктовну сообщить дамам о том, что вновь прибывшие все до единого дворяне с родословной если не от Адама, то уж от первого Пяста или короля Попеля точно. И девицам стоит обратить внимание на столь достойных кавалеров.

Объявив таким образом открытие сезона охоты на женихов, капитан отозвал в сторону Сергея Андреевича, еще недавно бывшего Сигизмундом Каземировичем. Приказ приказом, но все же некоторые моменты требовали дополнительного пояснения.

— Вы же оставались в Ставке?

— Так оно и есть, — подтвердил Ртищев. — Но недолго, на третий день от вашего убытия в полк нас направили в распоряжение Александра Христофоровича Бенкендорфа. Пешком.

— Виделись с его сиятельством?

— Нет, у Могилева встретились с курьерским воздушным шаром, и…

— Понятно, — Нечихаев вздохнул и убрал пакет с приказом за голенище сапога. — То, о чем здесь написано, привезли?

— Когда бы мы успели? Тем более мне никто и не говорил о цели нашей экспедиции — чином не вышел. Сообщили, что груз перевезут в Кенигсберг под надежной охраной. Деньги получим там же.

— Еще и это с собой тащить…

— Не понял?

— Золото и серебро. Не будем же мы расплачиваться в Англии или Франции российскими ассигнациями?

— В Англии?

— И в Голландии тоже.

— Понятно. То есть ничего не понятно, но готов за Веру, Царя и Отечество! Да, готов!

— Хорошо, тогда завтра отправляемся в путь.

— Лучше послезавтра, — немного смутился бывший поляк. — Кстати, Михаил Касьянович, вы не представите меня прекрасной незнакомке с ангельскими крыльями?

— Почему бы и нет? Пойдемте!

Полуэкт Исидорович Воронихин пребывал в странном состоянии, одновременно испытывая чувства небольшого разочарования и большой радости. Такое бывает, когда на человека сваливается счастье настолько неожиданное, что сам не знаешь, считать ли его счастьем или гримасой судьбы. С треском провалившийся план по изменению семейного положения капитана Нечихаева заставлял впадать в уныние, но с другой стороны… Да, небольшая неудача. Но Михаил Касьянович птица высокого полета, и было бы глупо рассчитывать… А чем хуже Сергей Андреевич Ртищев?

Состоявшийся третьего дня бал закончился неожиданно — сватовством. Вот и не верь после этого в любовь с первого взгляда! Она существует, а вовремя поддержанная сообщением о размере приданого — живет вечно. Недурственная партия для младшенькой, весьма недурственная.

Воронихин даже стал подумывать о соискании дворянского звания, чтоб и перед зятьями не выглядеть деревенщиной, и собственное самолюбие побаловать. Понятное дело, на титулы капиталов не хватит — содержание в течение десяти лет пехотной дивизии не потянуть, да и не очень-то хочется становиться графом или князем. Не по деньгам! Взвод. А еще лучше, полуэскадрон… Отряд Ртищева можно считать полуэскадроном?

— Марья Мокеевна, ты кем желаешь стать: дворянкой столбовою или владычицей морской?

Супруга, мирно раскладывавшая пасьянс на застеленном кружевной салфеткой кабинетном рояле, вздрогнула и уронила карты:

— Опять в ушкуйники навострился? Не пущу!

— Цыц! — прикрикнул Полуэкт Исидорович, но смутился и счел за нужное пояснить: — На сей раз дело верное, не бухти. И попрекать былым не смей!

Надо сказать, что для попреков имелись веские основания — года три назад, начитавшись модных романов о подвигах древней новгородской вольницы, решив было Воронихин попытать судьбу в нелегком морском промысле. Бойкие перья авторов будили жажду странствий, недавний успех похода князя Белякова-Трубецкого в Персию служил ярким примером, разрешение на каперство стоило недорого, в Одессе чуть не каждый месяц проводились аукционы трофейных кораблей вплоть до фрегатов. И если бы не проклятый прострел, именуемый ученым словом «радикулит»… Увы, именно он и не позволил осуществиться мечте.

— Верное дело, — не пожелала успокоиться Марья Мокеевна. — Дочерей по миру пустишь со своими делами.

— Тьфу! — Воронихин не стал спорить и поспешил сменить тему: — Пирогов в дорогу напекли? Вот я вас ужо!

Выступали на рассвете. К великому облегчению капитана Нечихаева, прощание не затянулось — Екатерина Полуэктовна провожала жениха со сдержанным достоинством и не собиралась следовать купеческим обычаям, предусматривающим для подобных случаев фальшивые рыдания и громкие причитания визгливым голосом. Ртищев проявил больше чувств — он так часто оборачивался, посылая воздушные поцелуи, что Мишка всерьез начал опасаться за сохранность седла. А ну как загорится от трения?

— Не навек же расстаетесь.

— Кто знает будущее? — возразил Сергей Андреевич, в последний раз обернувшись к покидаемой деревне. — Вот паду я, пронзенный вражеской стрелой…

— Хм…

— Ладно, пусть будет пуля. И вот в последние мгновения жизни буду вспоминать прелестные глазки, алые губки, полные… да, их тоже буду вспоминать. И вообще…

— Угораздило же вас. — Нечихаев с некоторой жалостью посмотрел на собеседника. — И, кстати, разве разрешение на женитьбу сейчас не испрашивается особым рапортом?