Шрифт:
— Вы бы только поосторожнее, а то мать сна лишится.
— Не бойся, учел. Обо всех острых моментах — после войны… — Камлюк немного помолчал, потом попросил: — Расскажи о своей вчерашней разведке, только подробно.
Платон нахмурился, посерьезнел. Растревоженному рассказом о Москве, о родителях, ему, казалось, трудно было сразу переключиться на другое. Однако нужно было, и он начал:
— В Подкалиновке стояло подразделение фашистов. Теперь его там нет, переброшено на железную дорогу… Нас было двое: я и Пауль Вирт. Почти полдня мы пробыли у этой деревни. Сидели в придорожных кустах и ждали, надеясь перехватить какого-нибудь гитлеровца. Много групп проезжало — мы пропускали. Наконец, после обеда показался из Подкалиновки один пеший. Ну, мы ему и скомандовали руки вверх. Он оказался связным, нес почту из подразделения. С ним я подробно побеседовал, расспросил, куда ему нужно сдавать почту, какой порядок сдачи, вообще разузнал все, что надо было. Обстановка подсказала, как действовать дальше. Словом, я обменялся с пленным одеждой, оставил его под охраной Пауля, а сам — за сумку и в Калиновку… Отыскал штаб, отдал письма и потом около часа шатался по городу.
— Как же ты узнал о Поддубном?
— Разговор о нем не сходит у фашистов с языка. Хвастают, что, мол, разбили партизан, что даже одного из их вожаков захватили. В самом штабе мне удалось услышать, что Поддубный в гараже райисполкома… Я — к зданию исполкома, стал тереться вокруг и там неожиданно увидел Надю.
— Так-так, дальше.
— Она в другом положении, нежели Поддубный, числится там, как угнанная. Работает при офицерской столовой.
— Злобич знает об этом?
— Знает, что она захвачена, а об остальном — нет. Говорят, затосковал комбриг.
— Еще бы!
— Я стоял возле столовой. И вдруг увидел ее, она несла воду. Что делать? Не выдержит, думаю, разволнуется, когда увидит меня, невольно может наделать беды. Я отвернулся, отошел немного, но она узнала. И какая молодчина! Не вздрогнула и виду не подала, только приблизилась ко мне, остановилась на минутку, как бы для того, чтобы поменять ведра в руках, и шепотом рассказала обо всем.
— О чем?
— Что Поддубный в гараже, что его допрашивают, пытают.
— Еще что?
— Что за полчаса до моего появления она отправила к нам свою подругу.
— И добралась девушка сюда?
— Представьте — добралась… Только я и Пауль пришли в лагерь с пленным — и она следом за нами… Ольга Скакун.
— Я знаю ее. Надо будет с ней поговорить.
Камлюк с минуту сидел задумавшись, потом остро глянул на Платона и нерешительно спросил:
— А скажи, есть, по-твоему, какая-нибудь возможность выкрасть Поддубного. Понимаешь меня? Без боя. Ты, например, сделал бы это со своими хлопцами?
— Нет, Кузьма Михайлович, не берусь. Не страшно погибнуть, страшно дело провалить. Когда-то в сказках и романах я читал, как выкрадывали людей, но здесь…
Камлюк только улыбнулся и сказал:
— Все, орел. Иди отдыхай. Скажи, чтоб прислали ко мне Ольгу Скакун.
С луговины донесся рокот мотора — самолет улетал в Москву.
9
Злобич приехал в штаб соединения в полдень. На опушке он соскочил с коня и, передав его Сандро, зашагал к лагерю. На ходу отряхнул с ватника пыль, поправил ремни портупеи.
У шалашей и палаток было людно. Кто чистил оружие, кто приводил в порядок обмундирование, кто читал письма и газеты, привезенные ночью самолетом, а некоторые просто сидели или лежали на траве. Но во всей обстановке было что-то не совсем обычное, — люди выглядели озабоченными, сдержанными. Лагерь был молчалив и насторожен, тишина нарушалась только шелестом сосен да треском костра на кухне.
Злобич быстро шел по тропинке к штабу и вдруг услышал, что его кто-то окликает. Он оглянулся — от дальнего шалаша к нему почти бегом спешил Ковбец.
— И ты уже здесь? — задержав шаг, спросил Злобич. — Каким образом так быстро?
— Прямо со станции. Я прибыл только что. Приехал, а тут для меня такие новости. Нашлись, наконец, мои эвакуированные! Не зря я, значит, пуд бумаги извел и так бомбил Бугуруслан.
— Получил письмо?
— Да. Жива и здорова моя смуглянка, — сиял Ковбец, доставая из кармана письмо. — В Сибири, в деревне работает. И дочка жива-здорова. Гляди, где бы я мог очутиться, если б не отстал тогда от поезда… Вот какая новость, Борис.
— Хорошая новость. Рад за тебя, дорогой. Будь другое время, не вредно бы по такому поводу и пропустить по мензурке… — усмехнулся Злобич и, помолчав, хотел было уже идти.
— Борис, — снова остановил его Ковбец и, подойдя ближе, сказал уже другим тоном, осторожно и грустно: — Стало известно, что Надя и Сергей в городе. Платон там был. И Ольга Скакун оттуда добралась. Слышал?
Злобич стоял неподвижно.
— Надя при столовой работает. Бошкин заставил.
— Та-ак, вот и выяснилось то, что было неясно, — перевел дыхание Злобич и, чувствуя, как у него внутри все огнем запылало, отвернулся. Он постоял с минуту задумавшись, потом решительно зашагал дальше.