На дворе наступило временное затишье, и тогда Рауберман вдруг услышал, что где-то на южной окраине города, как будто в районе аэродрома, вспыхнула интенсивная перестрелка. Донеслись взрывы мин и снарядов, автоматно-пулеметная трескотня. Вслушиваясь в шум непонятного боя, Рауберман застыл на месте.

— Герр обер-лейтенант! — неожиданно вывел его из неподвижности адъютант, торопливо выбежавший на крыльцо. — Начальник гарнизона просит, чтобы вы ему позвонили.

«Просит»!.. Этот адъютант всегда умеет смягчить жесткость приказа. Рауберман знает, как просит начальник гарнизона. Еще свежи в памяти слова, сказанные полковником, когда минут десять тому назад он, Рауберман, сообщил ему о побеге Поддубного. О, и слова же это были! От них кидало в жар и в холод. Но ничего не поделаешь, приходится сдерживаться. Вот и опять придется выслушивать выговоры и ругань.

Рауберман пробежал по коридору и вошел в кабинет. Несколько секунд постоял в нерешимости у телефона, желая хоть немного успокоиться, подготовиться к разговору. Наконец, почувствовав, что все равно из этого ничего не выйдет, взял трубку. Позвонил и сразу же сморщился — на него хлынул поток жестоких ругательств.

— Почему своевременно не докладываете? Десять минут вам было дано. Когда у вас, черт бы вас побрал, окончится стрельба?

— Герр оберст, пленный упорно сопротивляется.

— Молчите! Вы мне ответите за все! Слышите, как партизаны бьют от Подкалиновки? Это все из-за вас! Не сумели развязать язык большевику, не разузнали, где находятся партизаны. Вот они и налетели теперь.

— Герр оберст…

— Молчите, черт побери! — завизжал полковник и так бросил трубку, что она щелкнула, как пистолетный выстрел.

Рауберман постоял еще у телефона, растерянно глядя в окно, затем, убедившись, что разговор окончен, положил трубку и выбежал из кабинета. Как бы там ни было, а он должен делать свое дело. Надо немедленно захватить Поддубного, затем заняться допросом девушки и старика партизанских пособников.

На крыльце его остановил Гопке. Вышедший из терпения унтерштурмфюрер встал на ступеньках, загораживая дорогу, и требовательным тоном заявил:

— Долго вы меня держать будете? Когда отправите?

— Подождите еще немного, подождите, — попросил Рауберман.

— Сколько же можно ждать? — не унимался Гопке. — Партизаны у аэродрома, мой самолет могут уничтожить, как я тогда отсюда выберусь? Прошу вас сейчас же приготовить пакет генералу.

— Не могу. Вот покончим с Поддубным, допросим девушку и старика — все окончательно выяснится, тогда и напишу ответ. А что, если захватим пленного живым или раненым, если его помощники знают о партизанах и окажутся на допросе более покладистыми, чем он? Эх, унтерштурмфюрер, не следует спешить и терять надежду, положение еще может быть исправлено.

Рауберман отстранил генеральского посланца и торопливо сбежал по ступенькам. Гопке хотел было его задержать, но тот не желал больше слушать и не остановился. На ходу вынимая из кобуры пистолет, Рауберман вдоль забора, укрываясь в зарослях малины, двинулся к зданию столовой, ближе к месту боя. Он решил лично вмешаться в дело и ускорить его.

Когда он оказался у столовой, автоматчики шли в очередную атаку на позицию Поддубного. Сразу можно было заметить, что атака велась беспорядочно. Более или менее организованно поднялось с земли отделение, залегшее на огороде, между грядок картофеля и ягодных кустов, те же, что прятались за стенами столовой и гаража, наступали совсем недружно и нерешительно. Некоторые из автоматчиков, только тронувшись с места, сразу же останавливались или возвращались. Атака с самого начала сорвалась. Оставив около Поддубного несколько убитых и раненых, отделения беспорядочно откатились назад.

Рауберман подскочил к Гольцу, который, стоя около столовой, довольно спокойно следил за ходом атаки, возмущенно закричал:

— Что у вас тут, лейтенант: бой или спектакль? Позор! Почему не наведете порядок? От ваших безалаберных атак никакой пользы.

— У нас были и хорошо организованные атаки, но они тоже окончились неудачей, — отвечал Гольц с запальчивостью. — Партизан умело отбивается.

— Бросьте оправдываться! — недовольно остановил Рауберман. — Сейчас же проведите новое наступление и кончайте игру с пленным!

Гольц щелкнул каблуками и бросился готовить атаку. Он накричал на солдат, находившихся, около столовой, потом поспешил дальше, к огороду. На время он исчез из поля зрения, скрывшись среди картофельных рядов. Снова появился он только минут через пять, уже у гаража, откуда и подал команду к атаке. «Вот журавль длинноногий», — с удивлением одобрительно подумал Рауберман и, заметив, как медлят автоматчики, громким окриком подогнал их:

— Шнель, шнель!

Отделения выскочили из своих укрытий и бросились вперед. Рауберман отметил про себя, что на этот раз атака началась дружно и энергично. Особенно организованно шли автоматчики, наступавшие от гаража. Вел их сам Гольц. Длинный, поджарый, он бежал быстро, держа автомат на изготовку.

Атака была в разгаре, а Поддубный молчал. «Может быть, его уже там нет, может, удрал как-нибудь? — вдруг встревожился Рауберман, двигаясь за автоматчиками. — Хотя никуда он не мог деваться. Видно, патроны экономит, хитрит».

Поддубный открыл стрельбу, когда наступающие приблизились к нему вплотную. Правильней, это была не стрельба, а только одиночные выстрелы. От первого его выстрела упал, схватившись за грудь, лейтенант Гольц, от второго и третьего — еще два автоматчика. Затем Поддубный, приподнявшись, приставил дуло автомата) к правому виску и сделал последний выстрел…